– Значит, ты смотришь «Главный госпиталь»? – В принципе мне не нужно от него подтверждение. Я и так знаю ответ. Джош не смотрит на меня, но я вижу, как уголки его губ приподнимаются в полуулыбке. Она появляется на его лице всякий раз, когда он чем-то смущен. По сути, это его настоящая улыбка, которую он пытается подавить.
– Да, – говорит он. Ну ладно, на мой вопрос он ответил, однако в действительности мне хочется знать причину, услышать какое-то пояснение, потому что это реально странно. То, что Джош оказался скрытым любителем мыльных опер, само по себе удивительно, но меня больше поражает другое: он не ограничивается простым ответом и пускается в объяснения, о чем я даже не просила. – Его раньше смотрела моя мама. Она была фанаткой. Не пропускала ни одной серии. Мы с папой по этому поводу все время подшучивали над ней. А когда ее не стало, я все надеялся, что она вернется. Считал, что должен рассказать ей все, что произошло в ее отсутствие, чтобы она ничего не пропустила, и поэтому стал смотреть сериал. Каждый день. Через некоторое время понял, что она все-таки не вернется, но уже втянулся сам. И просто не мог бросить. – Он пожимает плечами, словно принимает этот факт. Только непонятно какой: что его мама больше не вернется или что он смотрит «Главный госпиталь». Наверное, он и сам не знает.
– Сколько тебе тогда было?
– Восемь. Достаточно взрослый, на мой взгляд, чтобы все понимать. Просто я не хотел… не знаю… Папа пытался как-то мне это донести, но разве можно объяснить, что человека, которого ты видел каждый день, больше нет? Будто кто-то нажал кнопку «Удалить» – и ее не стало. Я никак не мог понять: только этим утром этот человек смеялся и обнимал тебя, но вот ты возвращаешься домой, а его не существует. Я не мог поверить, что такое возможно. Я не хотел в это верить… так что да, «Главный госпиталь».
Пока Джош все это рассказывал, я не отрывала от него взгляда. Он впервые поведал мне что-то столь личное. Мне становится стыдно от того, что сама я ни разу не сказала ему правды о себе. Даже своего настоящего имени.
Он поворачивается и секунду смотрит на меня, на его лице – почти извиняющееся выражение. Или, может, это смирение? Затем он возвращает взгляд на дорогу, и через минуту мы въезжаем на парковку магазина.
Теперь мне известен один из секретов Джоша Беннетта. Он сам мне его открыл. Жаль, я не могу ответить ему тем же.
Глава 23
Каждый раз, когда кто-то стучится ко мне в дверь, я ожидаю увидеть на пороге человека с какой-нибудь едой. За время после гибели мамы и сестры я прошел ускоренный курс по искусству скорби. Понял, как на самом деле все устроено: часть этих знаний касалась того, какой реакции ждут от меня, но в основном – какой реакции стоит ждать от других. Вряд ли есть какой-то писаный свод правил, однако его стоит написать, потому что все, по сути, ведут себя одинаково. Особенно в вопросах еды. Однажды бабушка объясняла мне психологию такого поведения, но я ее не слушал, мне было неинтересно. Люди обязаны уяснить одно: то, что тебе необходимо питаться, еще не значит, будто они могут постоянно ходить к тебе домой, используя запеканки и кофейные пирожные в качестве повода поглазеть на твое горе.
В возрасте восьми лет я постиг все бессмысленные ритуалы соболезнования и пришел к выводу, что они никогда не меняются. Я всегда мог рассчитывать на обилие еды и сочувствия, которые были мне ни к чему.
Иногда твои непрошеные гости вспоминают и рассказывают какие-то забавные случаи, которые чаще всего оказываются вовсе не забавными, а грустными. После этого вы в неловком молчании смотрите друг на друга. А потом он встает, собираясь уходить. Ты благодаришь его за визит, хотя его появление только усугубило ситуацию.
А есть еще такой разряд людей, кто только и ищет повод заявиться к тебе, дабы посмотреть на твое заплаканное лицо, узнать, насколько ты сломлен, и потом обсудить это с соседями. «А вы видели беднягу Марка Беннетта и его сынишку? Какая трагедия! Это так печально». Или говорят что-то столь же дурацкое. Но раз уж они принесли еды, значит, имеют полное право сплетничать о вас.
Десять минут спустя снова раздается звонок в дверь, и все повторяется сначала. Так продолжается изо дня в день. Непрерывный поток соболезнований и еды. В основном лазанья.
Возможно, некоторые люди и находят утешение в обязательных словах сочувствия и разогреваемой еде; мы с отцом не входили в их число. Хотя и благодарили каждого пришедшего. Брали у него завернутые в фольгу противни и формы для запекания. А потом все это выбрасывали и заказывали пиццу. Мне даже интересно, есть ли на свете человек, чью боль может успокоить запеканка.
И тут я думаю о Ли. Иногда на пороге твоего дома появляются люди, которые предлагают тебе нечто большее, чем слова и еда. Иногда они приносят именно то, что тебе нужно, и это не чертовы кофейные пирожные.