— Сделай мне одолжение, Эйв, — брат, наконец, смотрит на меня, — перестань пытаться контролировать мою жизнь. С тех пор, как умерли мама с папой, ты только и делаешь, что пытаешься защитить меня, и я понимаю, ты старший брат, но я устала от твоих дурацких секретов и от того, что ты вмешиваешься в мою жизнь! — И чтобы донести свою точку зрения, ухожу из дома и даже хлопаю дверью. Наверное, это самое приятное хлопанье дверью, которое у меня было с тех пор, как я в шестнадцать лет сказала ему отсосать, когда он не позволил своей умирающей сестре курить травку с друзьями. Ладно, да, я понимаю его, и мой выбор слов был не совсем удачным, но, черт возьми, в тот день было приятно быть бандиткой.
Не смейтесь. Я всегда хотела это сказать.
Шагаю по мокрому от дождя асфальту, из-за утреннего ветра глаза слезятся и трудно держать их открытыми. Я иду по живописной тропинке на пляже к пристани, где, как мне кажется, может находиться Линкольн. Моросящий дождь будто завис в воздухе, заглушая все звуки, кроме рева океанских волн. Когда-то, кажется в другой жизни, я была той, кого мои родители называли своим диким ребенком. «Она живет в своем собственном ритме, и это адский ритм», — так говорил мой дедушка.
Где-то, каким-то образом эта маленькая девочка превратилась в девушку, которая боится. Наверное, потому, что она знала, что ее дни ограничены. Я смотрю на горизонт, где серое небо сливается с беспокойным морем. Пенистые гребни волн разбиваются о берег. Мои мысли возвращаются к Эйву и его потребности постоянно держать меня в неведении. Мне двадцать три, и хотя я понимаю, что он не хочет меня потерять, не могу больше так жить. Достаточно того, что я живу чужой жизнью; почему я не могу хотя бы решать, с кем мне спать?
Медленно шагая, в конце концов, я оказываюсь на пирсе. Конечно, Линкольн здесь, работает в лодке. Я щурюсь от дождя, лицо и волосы намокли. Еще ранее утро, и пристань окутана густым слоем тумана.
Сначала он не замечает меня, но затем его глаза вспыхивают, как будто он почувствовал мое присутствие, а не увидел меня. Линкольн идет навстречу, наша связь глубокая, всепоглощающая. Его плащ прилип к груди, дыхание учащенное.
— Ты так и не появился, — говорю я, скорее констатируя факт.
Он ставит ведро, на лице заходили желваки, густые волосы падают на лицо. Линкольн не выглядит ни радостным, ни раздраженным, увидев меня. Повисает неловкое молчание, прежде чем он пренебрежительно пожимает плечами.
— Не хотел меня видеть? — Это смелый вопрос, в нем есть искра того дикого ребенка.
Выражение его лица обезоруживает.
— Дело не в этом.
Я делаю шаг вперед, подходя к краю причала. Его брови слегка приподнимаются, когда я спрашиваю:
— А в чем тогда?
Усталость омрачает его лицо, и он быстро отводит взгляд, сдергивая капюшон куртки.
— Не знаю, — со вздохом отвечает Линкольн. Его волосы непривычно растрепаны, и хотя я считаю, что это сексуально и хочу провести по ним пальцами, именно его слова сбивают меня с толку.
Не спрашивая, ступаю на лодку и встаю перед ним. Вода капает с кончика его носа, неистовые глаза смотрят на меня.
— И я не знаю, что мы делаем и что это значит, но я не хочу, чтобы это заканчивалось.
Его грудь вздымается от глубокого вздоха. Его запах поражает меня, и мне трудно вспомнить, почему я злюсь на него. Поддавшись вперед, Линкольн мозолистыми руками заправляет прядь моих мокрых волос за ухо. Его пальцы опускаются ниже, следуют вниз по моему плечу, предплечью, а затем по руке. Он молча ведет меня в рулевую рубку и сажает в капитанское кресло.
Я сглатываю, дыхание перехватывает, неохотно раздвигаю ноги.
Это происходит быстро, связь между нами. Его руки скользят вверх по моим бедрам, а затем к пуговице на джинсах. Это то, что я даю ему и ничего больше. Но затем он целует меня, и руки перемещаются с моих бедер на сиденье рядом со мной. Он наклоняется, прижимаясь своей грудью к моей, и, чувствуя его учащенное дыхание, понимаю, что он так же бездумно плывет во тьму, как и я. Этому мужчине не была предначертана такая судьба. Он пытается сопротивляться ей, но это захватывает нас, и как бы сильно мы ни притворялись, мы не можем остановиться.
Линкольн помечает меня губами, его поцелуи страстно-нежные. Он не перестает целовать, когда тянется за презервативом, и уж точно не тратит время впустую, показывая, зачем я пришла сюда. Он удерживает меня на стуле, но снимает с меня джинсы и тянет к краю сиденья. Обхватываю ногами его талию, я не собиралась этого делать, но солгала бы, если бы сказала, что не хотела этого. Мое сердце замирает от его напора, его глаза горят, глядя на меня, когда он входит и выходит, равномерно толкаясь в меня.
Взгляд Линкольна кажется интимным, и я не могу разорвать зрительный контакт. Не могу отвести взгляд. Я не избита и не брошена вместе с ним. Я наполнена энергией и поглощена.
Наш момент длится недолго, и предполагаю, что это как-то связано с тем фактом, что мы на пристани для яхт, и рулевая рубка находится на виду у доков.
Накинув рубашку на плечи, я смотрю на него.