Море воспоминаний

Обратно ехали молча, каждый думал о своем: может быть, это были воспоминания о прошедшем вечере или мысленное перечисление вещей, которые следовало не забыть упаковать для завтрашнего возвращения в Париж.

– Спокойной ночи, спокойной ночи и спасибо вам за чудесный вечер! – Элла поцеловала месье и мадам Мартэ у подножия лестницы, а затем огляделась в поисках Кристофа, чтобы пожелать спокойной ночи и ему. Его нигде не было видно, поэтому она поднялась в спальню, едва волоча уставшие от танцев ноги.

Она с облегчением сбросила туфли, ее щиколотки отвыкли от такого напряжения после лета, проведенного либо босиком, либо в мягких парусиновых эспадрильях. Не снимая вечернего платья, она взяла гребень и принялась расчесывать свои волнистые волосы, выгоревшие на солнце.

Дребезжащий звук за окном заставил ее отложить расческу и прислушаться. Снова послышался тихий стук в деревянные ставни, как будто кто-то бросал в них камешки. Элла распахнула окно и выглянула наружу. Внизу в бледном свете луны стоял Кристоф и пристально смотрел на нее. Приложив палец к губам, он поманил ее к себе. Босиком, подобрав подол платья, она на цыпочках спустилась вниз. В дверях он схватил ее за руку, его глаза горели в лунном свете.

– Это наша последняя ночь, и она слишком хороша, чтобы спать. Пойдем со мной на пляж!

Взявшись за руки, они побежали по песчаной тропинке, перебираясь через дюны, к пляжу, где темные волны шуршали и пенились на серебристом песке.

Полная луна освещала океан, и длинная лунная дорожка мерцала от края горизонта до самого берега, где теплые волны облизывали их ступни.

– Смотри, сегодня на нем белый шелковый пояс, – указала Элла на дорожку. – Если бы нам удалось встать на него, мы смогли бы танцевать с океаном до скончания веков.

– Было бы неплохо, – пробормотал Кристоф, – но сейчас я бы предпочел потанцевать с тобой.

Он протянул ей руки, и она шагнула к нему, позволив своей атласной юбке волочиться по влажному песку и не заботясь о том, что ее подол наверняка будет испорчен морской водой. Они вальсировали в лунном свете под серенады, которые нашептывали им волны и пронзительный крик кроншнепа. Голова Эллы покоилась на плече Кристофа.

Когда они наконец остановились, он наклонился, поднял что-то с песка и протянул ей:

– Это тебе.

Луна осветила на его ладони тонко выгравированные линии белой раковины, две половинки которой все еще были скреплены вместе.

Они побрели обратно по пляжу вдоль дюн и сели на сухой песок. Кристоф снял куртку и накинул на плечи Эллы. Девушка прижалась к нему, и он обнял ее, прислонившись спиной к склону дюны. Его голос был мягким, приглушенным волнами, которые накатывали на песок.

– Кто ты, Элла-из-Эдинбурга? Почему ты заставляешь меня чувствовать себя иначе? Словно наконец я вижу проблеск во мраке и то, что мое призвание – быть кем-то бо́льшим, нежели заурядный клерк в банке. Ты заставляешь меня поверить, что я должен бороться изо всех сил за то, что я так страстно люблю.

Она кивнула и сильнее прижалась к нему:

– Я тоже чувствую что-то похожее. Это лето заставило меня проснуться и открыть глаза на все возможности, которые есть в этом мире. Дало понять, что я хочу прожить жизнь бо́льшую, чем та, которую я представляла себе до сих пор… до тех пор, пока я не приехала сюда… пока я не встретила тебя.

Ее глаза сияли в лунном свете, когда она подняла голову и они поцеловались. От мягкости его губ у нее закружилась голова, и ей вдруг показалось, что они взмывают над залитым лунным светом океаном, как морские птицы в невероятном полете. Морская трава зашуршала, когда ночной ветерок пробежал по ней, и Элла раскрыла ладонь, чтобы еще раз посмотреть на сувенир, который он ей дал. Кристоф осторожно дотронулся до раковины, развернув так, что стали видны гладкие внутренние поверхности двух половинок.

– Моя мать называет их «медальонами Нептуна». Видишь, это совсем как медальон, который ты носишь на шее. Жаль, что я не могу подарить тебе серебряный. Ты поместила бы в него наши портреты, и мы были бы вместе, даже когда врозь.

– «Медальон Нептуна», – задумчиво повторила Элла. – Мне это нравится. Я буду дорожить им, как если бы он был сделан из серебра.

Он накрутил прядь ее волос на свои пальцы и гладил их шелковистые кончики большим пальцем.

– Я только сейчас понял, кого ты мне напоминаешь! – внезапно воскликнул он. – С того самого момента, как я впервые увидел тебя на пристани, это постоянно беспокоило меня, что-то ускользающее, неуловимое, и я пытался найти это сходство в каждом наброске, который делал с тобой… Теперь я вспомнил. Картина Боттичелли «Рождение Венеры». Ты видела ее? Юная богиня, рожденная из морской пены, стоит на такой же раковине, как эта, и ее уносит ветром на берег волшебного острова. Точно так же, как тебя занесло сюда, на остров Ре, чтобы мы нашли друг друга. Ты – моя Венера, и однажды я напишу картину с тобой, подобно Боттичелли. Картину, которая заставит людей понять: единственное, что действительно имеет значение на небе и на земле, – это красота.