Морегрина: Бежать. Потерять. Погибнуть. Возродиться

Елена, судя по всему, моя ровесница. Она смотрит недобро, и львы под её рукой, кажется, сейчас откроют пасть и скажут: «Катись девочка из этого дома и из этого города».

– Буду с вами откровенной, огорчена первой встречей, – поджав губы, начинает она: – Вы, наверное, не понимаете, как дорого сейчас время. Из-за вас я опоздала по очень важному делу, – произносит она твёрдо, не скрывая досаду во взгляде и в голосе.

Набираю воздух в лёгкие. Рассказываю о том, что совсем не хотела никого подводить и сама чрезвычайно волновалась. Искренне приношу свои извинения. Заверяю, что всё оплачу. Прерывая свои обрывистые оправдания, выбегаю в прихожую по паркетному полу, ещё не совсем разбираясь в странном длинном коридоре, нахожу свою сумку, возвращаюсь в комнату, достаю деньги и кладу на стол.

– Вот! – отвечаю ей голосом самой воспитанной девочки: – Как вы и просили. Возвращаю вам расходы и готова оплатить квартиру за три месяца вперед.

Девушка тает прямо на глазах. Львы под её рукой сменяют оскал на улыбку. Твёрдая рука, которая ещё минуту назад нервно теребила их гриву, обмякает, и Елена расслабленно откидывается на спинку кресла. Теперь я слышу совсем другой тон.

– Это другое дело, Марина, хорошо. Честно говоря, могу понять. Моя мама сама когда-то так же, как и вы, приехала в этот город. И все мы люди. Бывает разное…

Она оглядывает всё вокруг: перескакивает взглядом на разбитый чемодан, на мои разбросанные вещи и упирается в помутневший стаканчик с оплавленной свечой.

– А-а! Вижу, что вы свечку нашли и зажигали. Значит, опять это всё выключилось!

Она на секунду задумалась, но тут же продолжила, не давая мне встроиться в монолог.

– Сразу хочу вам все объяснить и успокоить вас. Всё было нормально, но вот как раз перед вашим приездом что-то случилось. Мистика! – говорит она быстро, чуть смущённо и, произнося последнее слово, пожимает плечами.

– Стал вдруг вырубаться главный автомат. Всё можно исправить и объяснить. Дом всё-таки дореволюционных времён. Пока мама не приехала, не сможем разобраться, в чём дело. Но счётчик в подъезде, и это поправимо. Пойдёмте, Марина, я вам покажу

Я согласна на то, что периодически не будет света. Я согласна побыть ещё немного Мариной. Я послушно иду за ней.

– Вот и всё!

Она отщёлкивает вверх кнопку внутри серого ящика.

– Теперь свет есть! Проверим?

Возвращаемся в открытые двери. Внутри всей квартиры горит свет.

– Ну вот! – выдыхает Елена с шумом.

– Марина, надеюсь, это не проблема? Тем более, сами понимаете, такая цена. Таких цен в этом городе просто нет, – разводит она руками.

Я не даю ей продолжить. Зачем?

– Елена, я всё понимаю, и, честно, меня всё устраивает, как мы и говорили. Я ограничена в средствах, но у меня большие планы.

Она, не скрывая, снова облегченно выдыхает. Озвучивает мне правила поведения внутри квартиры и правила разговоров снаружи – с местными бабушками.

Смеюсь: «С кем, с кем, а с бабушками я умею договариваться. В нашем маленьком городе все мои соседи и соседки были 60+»

Елена выбрасывает остатки воздуха из лёгких, достаёт договор. Мы прощаемся, крепко пожав друг другу ладони. Закрываю двери – и снова: «Привет, мой Лувр!»

Глава 8. Слава

Везение пришло после смерти деда.

Бывают потрясения, которые меняют ход всей твоей жизни. И ты понимаешь: мир уже не будет прежним. Ты перерождаешься вместе с ним. Кто-то влюбляется, у кого-то появляется ребёнок, в кого-то попадает молния, с кем-то случается авария, кто-то теряет близких. Я отношусь к последним.

Не могу сказать, что его уход был полной неожиданностью. Два инсульта парализовали ноги, и врачи говорили, что третий будет последним.

Дед держался молодцом. Сам себя лечил настоями и травками из своего сада.

«Вся сила в моём чае», – говорил он. Может, благодаря своему чаю, а может быть, благодаря своей силе, он долго обманывал судьбу и удивлял врачей. Те, в свою очередь, разводили руками и недоумённо приподнимали очки, рассматривая его очередные анализы.

Дед, дед… Время и судьба не были твоими нежными подругами, которые питают любовью и заботой. Они были беспощадны, как сварливые злые бабы, которые только и знают, что отнимать, требовать, ранить.

Я зол ни них, они рано отняли у меня твоё тепло. Я долго был зол на тебя. И мою бдительность ты смог усыпить.

Ты не берёгся и сгорел быстрее, чем мог бы. Ты был постоянно требователен, справедлив и беспощаден к другим, но беспощаднее, чем ко всему миру, ты относился к себе. И ты не жалел сил, здоровья, времени.

Однако больше всего я зол на себя: ведь не хотел же уезжать на учёбу, как чувствовал. Ты настаивал, и я послушался, как обычно, как и всегда. Тебе я подчинялся беспрекословно.

В этот раз нужно было послушать не твоё резкое «езжай, Славка», а своё сердце. Но ведь ты не разрешал слушать сердце. Вот оно и обмануло.