Морф

Лерию очень хотелось получить талисман. Он не скупился: мне привезли лучший бисер, самые дорогие нитки, какие только нашлись в окрестностях Тальи. Лерий где-то умудрился раздобыть превосходно выделанную орочью кожу, мягкую, как пятки младенца. А для пущего вдохновения мне было дозволено дышать свежим воздухом — естественно, не выходя за пределы замка. Я не преминула воспользоваться добротой барона Аугустуса, в конце концов, знание о том, где ты находишься, никогда не бывает лишним, если хочешь из этого места сбежать. Правда, не прошло и трех дней, как я убедилась в полной безнадежности своего положения: Шварцштейн отстроили на славу. Два кольца стен, между первым и вторым — ров изрядной глубины, на ночь подъемный мост поднимается, характерный скрежет и скрип лебедки превосходно слышен на закате. Утес, на котором стоит замок, высок, с одной стороны — запертая калитка над бездной, с другой стороны — единственная дорога, петляющая по ельнику. Она ведет извне к первым воротам, которые, без сомнения, открываются исключительно по случаю. Конечно, можно себе вообразить, что я смогу достать ключ от калитки, смогу спуститься к озеру. Но хватит ли сил доплыть до берега в ледяной воде? Я приуныла. И невольно стала приглядываться к обитателям баронского имения в надежде на то, что все-таки найдется субъект, которого я смогу подкупить.

Моя служанка Ассия отпала сразу. Во-первых, по причине своей благодатной недалекости, а во-вторых — нет, у меня нет ключа от калитки, госпожа, я никогда не покидаю замка. На мой вопрос «почему?» она честно призналась, что за стенами Шварцштейна у нее нет ни одной родной души, вся деревня вымерла еще пять лет тому назад, во время вспышки черной немочи. Разрастающуюся эпидемию тогда придушили собравшиеся маги, но родным Ассии эта мера уже не помогла.

Кроме служанки, я время от времени сталкивалась со старой ключницей, седой, горбатой и безраздельно преданной Лерию Аугустусу. Позже я выяснила, что он приходится ей дальним родственником и приютил из жалости. В ее глазах Лерий был овеян ореолом святости, а потому пытаться объяснять, что ягненок вовсе не так бел как кажется, было занятием совершенно бесполезным.

Следующим кандидатом в предатели чуть было не стал Теодор, дюжий детина, работающий то на кухне, то на конюшне. Он, сталкиваясь со мной в коридорах замка, неизменно расплывался в улыбке и подобострастно кланялся, демонстрируя раннюю плешь на макушке. Попытка заговорить с ним стала едва ли не самым большим разочарованием дня: Теодор, оказывается, был глухонемым и, к тому же, скудоумным.

Помимо упомянутых личностей в замке бывали наездами какие-то растрепанные субъекты, чей внешний вид не внушал доверия. Они таскали через двор бочки, тюки, узлы, набитые неведомым содержимым, из чего я пришла к заключению, что барон Аугустус не брезговал грабежом и разбоем.

И я начала присматриваться к эльфу который, слава Хайо, снова объявился в замке. Почему бы и нет? Хаэлли, смиренный раб своего господина, выделялся на фоне прочих как крупная жемчужина на сером песке — и не только всегда вымытыми и заплетенными в косу волосами и отсутствием жирных пятен на рубашке. Когда я видела его рядом с Лерием, было что-то необъяснимое в осанке и в глазах эльфа — что-то, наталкивающее на мысль о том, что Хаэлли своего господина только терпит. Ради чего? Неизвестно. Вряд ли из-за того, что Лерий каким-то необъяснимым чудом его спас. И мне очень хотелось узнать истинную причину, отчего гордый эльф из Великого леса толчется в Шварцштейне вместе с грязными вилланами (а в том, что он эльф самых чистых кровей, я уже почти не сомневалась, ну не было в нем ничегошеньки от человека, ни-че-го). Поэтому, собрав всю свою наглость в кулак, я подошла к Хаэлли, который (как обычно) проводил время в упражнениях с палашом (вместо того, чтобы стоять навытяжку перед Лерием и выполнять его любое желание).

Завидев приближающуюся к нему тощую фигуру, на которой сиреневое платье болталось как колокол, Хаэлли напряженно замер, но оружия не опустил — я, в свою очередь, полюбовалась на царственный разворот головы, на руки, никогда не знавшие ничего, кроме оружия и виднеющийся в распахнутом вороте уголок гладкой кожи.

— Доброе утро, — сказала я самым дружелюбным тоном, на который только была способна.

В ответ — молчание и ледяной взгляд.

— Э-э, — я почувствовала, что начинаю краснеть, и выпалила, — Хаэлли, не дашь ли ты мне несколько уроков?

Снова выжидающее молчание. А затем, как будто проснувшись, эльф уставился на меня как на умалишенную.

— Что?.. Зачем это вам, леди Валле?

Я опустила глаза и пробормотала:

— Ну, если барон захочет меня убить, возможно, я продержусь минутой дольше.

Хаэлли опустил оружие, скругленный носик палаша ткнулся в утоптанную землю — прямоугольник между яблонями был единственным не замощенным местечком.

— Даже если его светлость и решит от вас избавиться, вряд ли вас спасут несколько уроков фехтования, — обронил Хаэлли, — возвращайтесь к себе, леди Валле. Вас ждут иголки и нитки.