Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков

Восприняв метафору «острова Россия» как метафору «морскую», Ильин попытался преодолеть схематичность оппозиции «остров – проливы» таким образом, чтобы, по его словам, четче заметить «переходы от внутренних пространств "острова" к прибрежным "заливам", "мысам" и "шхерам", затем к "шельфу" и, наконец, к "морским глубинам", за которыми "шельф", "шхеры" и прочие проявления другого острова» [Ильин 1995, 62]. При этом он предлагает шире использовать данные «геоморфологии, рельефа и, прежде всего, бассейнового деления, климатических, в первую очередь зональных характеристик, ландшафтных и почвенных данных, миграций вещества и энергии (как естественных так и антропогенных), расселения, транспортных и информационных инфраструктур» и т. д. Однако, на этом пути он отчасти сходится с классиками евразийства: в частности, по чисто физико-географическим критериям он отождествляет «остров Россия» с карпато-алтайским пространством, а Забайкалье и тихоокеанское приморье относит к «лимитрофам» наравне со Средней Азией, Кавказом и Польшей. В результате он приходит к идее выделения Дальнего Востока в отдельный доминион с широкой суверенностью, хотя и под защитой России, полагая, что только широким привлечением западных и тихоокеанских экономик к развитию этой вольной зоны могло бы сдержаться китайское на нее наползание.

Автор модели «острова Россия» подходит к проблеме позиции Дальнего Востока в строении российского пространства несколько иначе. По его мысли, практически всю великоимперскую эпоху геополитические приоритеты правящих верхов России распределялись так: на первом месте стояла Европа и «территории-проливы», представлявшие подступ к основной платформе западной цивилизации. На втором – территории, открывающие подступ к другим ареалам афро-азиатского приморья и тем позволяющие косвенно влиять на политику Запада. На третьем месте – внутренние области российской платформы и особенно ее восточные трудные пространства (в частности, поражение в русско-японской войне и нынешняя слабость перед Китаем обусловлены, в полном согласии с давними выводами В.П. Семенова-Тян-Шанского, исключительно тем, что задачи продвижения в приморье почти всегда оказывались впереди обживания и интеграции в Россию тыловых трудных пространств). Сегодня приоритеты следует инвертировать: на первом месте должна быть платформа России, в том числе скрепление ее внутренних районов с окраинами; на втором месте – территории, не соприкасающиеся непосредственно с Европой; на третьем – Восточная Европа. Причем, когда мы говорим о «внутренней геополитике», под этим следует понимать не только федерализм, но и упоминавшуюся «переоценку составляющих» России.

Предлагается рассматривать нынешнюю Россию как платформу с двумя внешними флангами – евророссийским и дальневосточным, – обращенными, соответственно, к восточноевропейским «территориям-проливам» и к Тихому океану. При этом ареал Сибири и Большого Урала (Урало-Сибирь) выступает сегодня стержнем России, обеспечивая ее коммуникационную целостность. Он – посредник между Западной Россией, без него оказывающейся дальним окраинным тупиком Европы, и Дальним Востоком, способным отколоться от России, втягиваясь также на правах тупиковых окраин в тихоокеанский мир. Урало-Сибирью эти фланговые ареалы соединяются в систему, способную придать им новое стратегическое качество.