Морфология загадки

Начнем с рассмотрения аналитической картины загадки насвежо. От выяснения частных аспектов загадки мы можем теперь – в виду обобщающей идеи относительно ее функции – перейти к ее новому уразумению в целом и новому взгляду на ее структуру. Табу к этой структуре причастно, имеет в ней необходимую роль, но все же напрямую ее не объясняет. Табу требует иносказания, но иносказание, вообще говоря, не требует табу; иносказание может быть, например, украшением речи. Кроме того, для соблюдения табу достаточно простого иносказания, в загадке оно само по себе не нуждается. Загадка – это сверхзадача на основе табу. Она предлагает двойное иносказание, и это уже совсем иное дело. Загадка – это высказывание, в котором слиты два иносказания: одно подразумевает нечто, что раскрывается в разгадке и тем самым затеняет присутствие другого иносказания, которое раскрытию не подлежит. Табуированным является лишь второе иносказание. Очевидная направленность загадки на разгадку скрывает, затеняет ее другую направленность. Разгадка активно уводит в сторону от потаенной цели загадки. Но эта табуированная цель выдает, если не себя, то свое присутствие в избыточности описания и в заговорщическом подмигивании одной загадки другой.

Своеобразную речевую постройку высказывания, которую я сейчас пытаюсь охарактеризовать, можно понять, усмотрев взаимосвязь его различных функций в единой интегральной функциональной структуре. Единство заключается в том, что две направленности загадки – на очевидную и неочевидную разгадку – нуждаются друг в друге. То есть иносказание загадки подчинено некоторой более высокой функции в иерархии о значения (сигнификации), чем простое замещение. Назвать эту функцию символической – значит существенно изменить наше представление о загадке. Она оказывается не просто вопросом и ответом, а единым речением. Тут мы подходим к пониманию загадки как особой фигуры выражения.

Загадка – в целом, описание и разгадка, – представляет собой фигуру выражения посредством сокрытия. Для краткости будем называть ее фигурой сокрытия. Фигура эта отмечена формальной противоречивостью. Функция выражения вообще характеризует каждую символическую фигуру, в этом суть символа. Фигура же сокрытия скрывает именно то, что она выражает. В формально-логическом плане это парадоксальный акт. Наша фигура скрывает свою главную направленность, выдвигая вперед очевидную направленность другого рода, которая и выдается за ее прямую функцию. То, что не должно или не может быть названо по условиям табу, оказывается спрятанным в глубокой тени того, что может быть названным и требует называния по условиям игры. Но сокрытие не является отдельной задачей, наложенной на задачу выражения: оно органически слито с функцией выражения того, что скрыто. Иносказание, направленное на очевидную цель, оглашаемую в разгадке, является в то же время иносказанием иного, неочевидного. То есть план выражения двух целей загадки один и тот же. Очевидная цель является не только средством сокрытия неочевидной, но и средством ее выражения, способом ее осуществления, условием самого ее существования.

Загадка как фигура сокрытия, однако, не соблюдает скромности, приличной хранящему тайну. Загадка – фигляр. Она рядится нарочито, ведет себя с подмигиванием и вызовом: И у нас / И у вас / Поросенок увяз. – Клин (С11); Курица на курице, / А хохол на улице. – Изба (С16); Стоит баба в углу, / А рот в боку. – Печь и чело (С127). Имея скрытую цель, загадка парадоксальным образом не скрывает странного, до нелепости кривого, сверх меры смешного – с одной стороны, неполного, с другой, избыточного – своего способа означения и тем самым лихо намекает на скрытую свою направленность и по сути выражает ее, не допуская при этом называния. Так, скрытая цель оказывается выраженной, но не названной, и представленной, но в неожиданном виде. Всякий символ имеет дело с подменой, важно, что перед нами подмена двойная и парадоксальная: сокрытие посредством выражения и выражение посредством сокрытия. Функция фигуры сокрытия – двойное означение: очевидное и неочевидное, причем неочевидное осуществляется и одновременно скрывается благодаря очевидному. Для того, чтобы такое означение было возможно, нужно, чтобы две цели были ценностно разнородны, причем очевидная (манифестируемая) цель находилась бы в подчинении у скрытой (латентной).