Морфы: отец и сын (СИ)

Резкий звук заложил уши. Яркая вспышка. Я упал на палубу, прикрывая голову руками. Грохот. Ещё один свист. Корабль подкинуло в воздух. Я полетел вверх, почти ударяясь об пузырь, что накрывал палубу. Когда падал вниз, то схватился за перила палубы. Ударился. Дышать стало тяжело. Перед глазами плыли мушки. Нос не дышал. Похоже я его сломал обо что-то приложившись. Кровь на губах. Еле сообразил, что надо дышать ртом. Как раз к этому времени лёгкие уже разрывало. Корабль качало на волнах, подкидывая к небу и роняя вниз. Страх. Боль. Мне казалось, что кожу шпарит кипятком. Страх. Он накрывал меня с двух сторон. Крик о помощи. А я не мог помочь. Хоть прыгай за борт. Абстрагироваться от боли, страха. Это все чувства были не мои. Чужие. Заставить себя дышать. Уже хорошо.

Я посмотрел на морскую гладь. Там, впереди, где виднелся корабль, сейчас виднелся столб дыма. Волны кидали наш корабль из стороны в сторону, как скорлупу. Сразу стало казаться, что судёнышко слишком хлипкое и оно не выдержит волн.

Мила. Цветик. Они звали на помощь. Оказались в воде. Их корабль подбили. Я слышал их. Чуть не находился с ними рядом, когда они схватились за обломок корабля. Это спасло их на какое-то время. Они не утонули сразу, а вынуждены были умирать медленно от ожогов и отравления морской водой. Что было лучше, я не знал. Они продолжали держаться на воде и молить о спасении, которое им не полагалось. Все корабли переполнены. Потерпевших кораблекрушение не было возможности взять на борт. Я это понимал, но я им врал. Давал надежду, что скоро их спасут.

Когда есть возможность общаться мысленно — это одновременно хорошо, и одновременно пытка. Та пытка, которую нельзя пожелать врагу. Врать дорогим людям, что всё хорошо. Что на воду спущены лодки, которые сейчас их поднимут на борт. Нужно только не сдаваться.

Зачем я это говорил? А как сказать дорогим людям, что впереди лишь смерть? Как сказать ребёнку, что ты не всемогущий герой, который придёт на помощь? Что вместо их спасения, ты лежишь между бочек и не можешь пошевелиться от фантомной боли, которую чувствуешь всем телом. Слишком тесная связь. Слишком много времени мы прожили вместе, чтоб можно было всё так легко перечеркнуть и не чувствовать. Наша слабая пята. То, что может свести с ума любого.

Я утешал. Прощал. Именно это хотела услышать Мила, и это она услышала. Ошибка. Возможно это и была ошибка с её стороны. Сбежать от меня. Бросить. Но она попыталась спастись. Попыталась исполнить мечту о независимости. Возможно так она хотя бы умирала с чувством, что прожила жизнь не зря. А Цветик… С ней было сложнее. Она верила в меня слишком сильно. Мы разговаривали с ней до темноты. Когда почти подплыли к тому месту. Только тогда её не стало. Как и не стало части меня.

Это был налёт киберморфов, которые хотели уменьшить количество беженцев, которые прибывали на материк звероморфов. Всё логично. Всё правильно. Они боролись за свой народ, за своих женщин и детей, уничтожая наших. Места под солнцем было мало. На всех его не хватало. Поэтому и совершались такие налёты. Ещё были налёты на лагеря беженцев около портов. Но об этом я уже узнал позже.

После боли пришла пустота. Эмоциональное выгорание. Меня словно выключило из жизни. Я лежал на палубе и смотрел в пустоту ночи, понимая, что у меня ничего не осталось в этой жизни. Раньше смыслом была семья и работа. Семьи больше нет. Вся моя работа полетела в пропасть. Может её уже сожрала гниль. Какое-то время я держался на злости к Миле. На невольном желание её найти. Хотя и не признавался в этом. Потом хотел… Какая разница что я хотел, если этого больше не было? Не было смысла, чтоб двигаться дальше. Никаких эмоций. Только пустота. Такая пустота, что замораживала все чувства.

Ещё недавно я так радовался, что мне удалось выжить, подняться на корабль. Сейчас же моя жизнь казалась такой пустой и глупой, а та радость — кощунством.

—Плачьте и скорбите! Пока не начали завидовать, — рассмеялась сумасшедшая. Она разгуливала по раскачивающейся палубе, как по нормальной дороге, словно не чувствовала качки. Что-то бормотала.