Морфы: отец и сын (СИ)

Дети спали на матрасе, который не пойми как достали из разрушенного дома. Накрылись одеялом, на котором были нарисованы какие-то герой среди города из стекла и стали. Остаток прошлой жизни. Той жизни, которую они не будут толком помнить, потому что теперь будет другая жизнь. И эту жизнь уже создадут дети сами.

Я с трудом шевелился. После побоев тело болело. Ладно бы тело, но болели и внутренности. Сильно меня отделали свои за дурацкие тыквы. Морфы были слишком озлоблены и напуганы. Я это понимал, но не мог понять, как они утратили своё лицо, превратившись в диких зверей. А ведь мы считали себя одной из самых умных и цивилизованных рас. Смеялись над дикостью звероморфов, винили киберморфов, что они ушли далеко в технологиях, но при этом забывали о других. В итоге мы оказались эгоистами посильнее, чем киберморфы. Было ли для меня это шоком? Нет. В глубине души я знал, что скрывается за всей этой показушность и правильностью. Это то же самое, как Валерий, который был раньше главой города, уважаемый морф, а под старость открыл бордель со стрекозами. Чужая душа — потёмки. Нам никогда не понять, что творится в голове у того, кто сидит напротив. Он может убеждать, может клясться, но никогда не понять, врёт ли и говорит правду собеседник. Говорят, что есть какие-то жесты и знаки, чтоб это понять, но такая наука не даст точного результата.

—Только дёрнись, тогда я тебя убью, — услышал я голос позади себя. В спину что-то упёрлось.

—Садись есть. Война закончена.

—Где Варя и Джек?

—Дрыхнут. Не видишь? Удалось еду найти?

—Ты кто такой?

—Мимо проходил. Нашёл ваш дом.

— Мародерил?

—По лесу болтался. А тебя ведь Тарас зовут. Так? — Я с трудом повернулся в его сторону. Высокий мальчишка с железными вставками на теле. Он хмуро смотрел на меня. В руках палка с острым наконечником.

—Допустим. А ты?

— Геннадий. Война закончилась. Нам с тобой воевать смысла нет. Я не ем детей на ужин.

—Вы разрушили наш дом.

—Знаю. Как и то, что твои родители погибли. Была бы моя воля, то войны бы не было. Но я всего лишь морф, один из многих. Не в моей власти менять устройство этого мира. Ты можешь сейчас проткнуть этой палкой. Но моя смерть ничего не решит. Она лишь избавит меня от мучений в этом мире и ляжет камнем на твою душу, которой и так прилично досталось. Так зачем на неё вешать лишнее?

Я чувствовал усталость, которая была слишком сильной, чтоб спорить и сопротивляться неизбежному. Нужно жить. Нужно бороться. Убеждать. Ведь жизнь — это такая ценная штука, за которую нужно бороться. Столько морфов погибло в последние дни, что мне сдаваться именно сейчас было чем-то непростительным и трусливым. Но апатия была слишком сильной. Если бы не дети, которые похоже не могли выжить одни, я впал бы в спячку.

Разочарование в своих было таким сильным, что терялся смысл существования. И эти ответы за дела моего народа — это было ещё тем грузом. Как объяснить мальчишке, который потерял семью из-за действий фитоморфов, что я к войне не был причастен?

Тарас обошёл костёр и сел напротив. Отложил в сторону палку и мешок. Запустил нос в кастрюлю.

—Это хоть съедобно? — спросил он.

—Тыква.

—Не важно. Главное не отравиться. Я в город ходил. Там совсем всё плохо. Злые все. Никто едой делиться не стал. Им самим мало. Пришлось уйти ни с чем.

—Сейчас все в панике. Мир разрушен, а как жить дальше — никто не знает. Страх сильнее мозга и логике. Вчера принёс в лагерь тыквы для всех и получил от своих же.

—Почему?

—Потому что когда каждый за себя сложно поверить, что кто-то может что-то сделать для других, — ответил я.

—Знаешь, что интересно? Не знаю, как у вас, но у нас взрослые учат детей доброте и ответственности. Отец мне всегда говорил, что я должен заботиться о Варе и Джеке, потому что я старший. Меня всегда это злило. Я же не выбирал, когда мне родиться. Отец мне говорил, что порой надо делать то, что не нравится, потому что это важно для других. От этого может зависеть чья-то жизнь. И вот так получилось, что у них, кроме меня, никого больше нет. Но мне всего двенадцать лет! Я не должен думать, как их прокормить и как прокормить себя. У меня сейчас мысли должны быть о годовых экзаменах, о соревнованиях. А ещё после экзаменов мне нужно было поехать в лагерь. Ладно со всем этим. Это в прошлом. Но я пришёл в город за помощью, а получил ответ, что теперь каждый сам за себя. Разве это правильно? Разве правильно чтоб дети сами справлялись с проблемами взрослых?

—Нет, неправильно. Но жизнь сама по себе неправильная штука. Кто-то затевает конфликт, в который втягивают всех. Думаешь я хотел лишиться всего? У меня не только пропала работа, дом, но и погибла семья. А я ведь не хотел войны, но также от неё пострадал. Всё это несправедливо. Но мы можем продолжать ныть и жаловаться на судьбу или продолжать жить и строить новый мир.