Морфы

Теперь в комнату заглянул папа. До меня донесся запах одеколона и кофе – папа вставал всегда на час раньше, ему на работу было к семи, поэтому почти никогда не видела его небритым и без галстука.

– Что за шум? – осведомился он.

– Вот, плохой сон приснился, – пояснила мама таким тоном, словно это ей привиделся кошмар.

– Пойдем завтракать, – всё-таки папа – человек с другой планеты. Никогда не угадаешь, что он предложит. – Только умойся сначала.

Полчаса сна было жалко, но возвращаться в кровать не хотелось, так что я поползла умываться, чистить зубы, и по пути на кухню на ходу расчесывать волосы. Когда я доплетала косу, в коридоре снова показался папа.

– Кофе стынет, – торжественно заявил он. – Где ты ходишь, снова уснула, чтобы разобраться с кошмаром?

– Саша, ну какой кофе, – заволновалась мама, услышав нас из спальни. Вообще-то папин черный как ночь кофе я сама боялась пить, но мамина реакция меня подстегнула.

Папа пододвинул ко мне тарелку с бутербродами и крошечную чашечку. На поверхности напитка кружилась золотистая пенка, а сам напиток был таким темным, что его страшно было подносить ко рту.

Я отпила и поспешно откусила от бутерброда.

– Ну как? – он смотрел не мигая. Похоже, и впрямь переживает за ответ. Не говорить же, что я так быстро заела бутербродом, что во рту только вкус сыра и хлеба?

– Вкусно, – ответила я и храбро отхлебнула еще глоточек. Было горячо и горько. И почему-то и впрямь вкусно.

– И что тебе такое приснилось, дочь? – спросил папа, наливая кофе теперь себе. Не знаю почему, но я ответила. А ведь маме не рассказала бы даже под пытками, которые она назвала бы заботой и сопереживанием.

– Мне мальчик сказал, что я красивая.

Произнесла и уткнулась в чашку, чувствуя, как краска заливает уши и щеки.

Папа негромко кашлянул и отпил глоток.

– А мальчик сам страшный как смертный грех? – уточнил он.

Выражение я это никогда до конца не понимала, но оно меня смешило. Вот и сейчас хихикнула, и помотала головой.

– Наоборот, – пришлось признаться мне.

Папа нахмурил брови, якобы серьезно задумавшись.

– Не понимаю, – признался он. – А ты ему на это что ответила?

Я вздохнула, заново переживая свой провал.

– Сказала, что он дурак, и проснулась, – призналась я наконец.

Папа потрепал меня по плечу с непередаваемым выражением лица. Словно он хочет засмеяться и удивиться одновременно, но сдерживает оба желания.

– Дочь, красивой девочке вроде тебя на это достаточно ответить «спасибо», – серьезно произнес он. – Но раз этот наглец застал тебя врасплох, можешь ему отомстить. Если снова приснится, скажи ему, что он сам красивый. Пусть помучается.

Я засмеялась. Удивленная мама – уже не такая заспанная, в блузке и с юбкой в руках заглянула на кухню, привлеченная моим смехом.

– У вас всё хорошо? – с подозрением спросила она.

– У нас всё чудесно, – искренне ответил папа, пододвигая ей стул и наливая зеленый чай. Мама задумчиво уставилась сначала на меня, потом на папу и остановила взгляд на юбке.

– Хватит уже пытаться сильнее похудеть, и отдай эту юбку мне, – не удержалась я.

– Согласен с Олей, – быстрее, чем мама успела обидеться, произнес папа. – И я наконец-то со спокойной душой куплю пирожных. А ты, моя милая, такая еще красивее.

– Спасибо, – буркнула мама, открывая сахарницу и поочередно бухая в свой зеленый чай четыре ложки сахара.

– Вот, – папа подмигнул мне. – Именно так красивые девочки реагируют на комплименты.

– Чего? – мама непонимающе оглядела нас, сдержать смех было ужасно сложно, но я всё же справилась, ну не молодец ли я?

Правда, хоть утреннее происшествие и отвлекло меня от мыслей о Жюле, это чуть не заставило меня забыть еще и тему практики. Я вспомнила её лишь к третьему уроку, да и то благодаря самой Лиске.

– Сыграем? – она потрясла шахматами. Да, за эти годы несколько шахмат мы потеряли, и заменили и взятыми из другого, не деревянного, а пластикового набора, а одного слона до сих пор заменял ластик с надписью ручкой «слон б.» – нет ничего более постоянного, чем временное, это всем известно.

Наверное, рефлекторно я вжалась в стул, потому что лицо её из довольного моментально сделалось кислым.

– Нет, я бы не против, но сколько можно в шахматы, – наверное, довольно жалко звучало то, как я мямлила, но возвращаться к плану нужно было немедленно.

Глаза Лиски загорелись.

– Я могу принести нарды, – предложила она. Ничего не знаю про нарды, кроме того, что я с ума сойду играть в них и никаких перемен мне не хватит. – Или го.

Никаких ассоциаций с названием игры го у меня вовсе не было.

– Или вот рэндзю, – продолжила она упавшим голосом. – Это почти как крестики-нолики. Немного сложнее.

Она определенно врала, но я готова была на эту жертву. Сданная практика того стоила.

– Приноси, – разрешила я. – Но только правила объясни, чтобы я с первого раза поняла, а то нечестно будет.