Моря Африки

Суданский берег изрезан заливами, называемыми марса. Эти лунные бухты, врезаны в пустыню, и лодка может месяцами стоять в них на якоре пока кто-нибудь заметит её присутствие. Марса, как фиорды следуют одна за одной вдоль береговой линии. Может быть это долины древних рек, а может быть трещины земной коры, затопленные морем. Как бы то ни было, для нас эти глубокие и неподвижные реки, которые рука матери природы щедро разбросала вдоль берегов Красного Моря — нежданные убежища. «Barca Pulita» может стоять на якоре защищённая от волн, останавливаться и отдыхать каждый раз как мы только захотим. Их положение на карте обозначено очень плохо и некоторые, возможно никогда не исследованы, не обозначены совсем. Чтобы найти их, приходится плыть как можно ближе к берегу и периодически забираться на мачту, откуда поле зрения расширяется, захватывая пустыню. Когда марса найдена, необходимо определить как зайти в неё, угадывая проход между глыбами кораллов, на которых обрушиваются волны, но стоит только попасть внутрь, как сразу оказываешься в неподвижной воде. Водная дорога углубляется в пустыню, петляет, расширяется, сужается, раздваивается и через несколько километров непременно заканчивается озером с солёной водой.

Вокруг марса нет ничего. Только пустынные берега, холмы и ветер. Но достаточно хорошенько посмотреть вокруг и подождать, как рано или поздно всегда что-нибудь происходит.

В марса Gwilaib мы встретили пару дюгоней, в марса Abu Imama караван верблюдов идущий на север по древнейшему пути, связывающему Египет и Судан.

«Салам алейкум» мы сошли на берег с консервами и сигаретами. «Алейкум ассалам» погонщики, у которых не было ничего предложить нам на обмен, разрешили сфотографировать себя, что с точки зрения мусульманина, большой подарок, так как многие верят, что фотография отнимает душу.

В марса Halaka мы украли душу у пары скоп, которые свили огромное гнездо прямо на берегу, в пятидесяти метрах от нас. Мы установили телекамеру на штативе в двух шагах от гнезда. Потом вернулись на борт и контролировали съёмку прямо с лодки. Удобно расположившись под тентом с помощью дистанционного пульта включали и выключали камеру, каждый раз, когда там что-нибудь происходило.

В марса Arakiai мы опять оказались в компании военных, расположившихся в этот раз на внутреннем берегу. Маленькая группа, около двадцати человек и стадо верблюдов.

Повторяется обычная сцена. Солдаты кричат и машут руками. Хотят, чтобы мы пригласили их на борт или сами сошли на берег. Но вид у них слишком оборванный.

Так как было уже поздно и темнело, мы ограничились тем, что встали на якорь подальше от берега и остались на лодке. Кажется невероятным, но на этих заставах нет даже никакой лодчонки, чтобы добраться до нас.

Хоть случай и забросил их на берег моря, они остаются бедуинами, сухопутными жителями, обитателями пустыни. В пустыне они передвигаются с непринуждённостью, выработанной тысячелетиями, но море для них среда чужеродная и они испытывают перед ним почти суеверный страх. Я никогда не видел, чтобы они входили в воду или чтобы рыбачили. Таким образом, хоть они и видят нас, и мы находимся на расстоянии слышимости, морская вода, отделяющая нас от берега, для них непреодолимое препятствие, а для нас гарантия безопасности.

Однако, на следующее утро солдаты спускают на воду, неизвестно откуда появившуюся, облупленную лодочку. Кажется что они потонут с минуты на минуту, гребут беспорядочно и продвигаются с большим трудом, но в конце концов причаливают к нашему борту и нам приходится принимать гостей:

— Салам алейкум.

— Алейкум ассалам.

Из под одежды виднеются пистолеты, лучше принять их на борт.

— Паспорт.

Показываем паспорта. Не настоящие, а фотокопии, подготовленные и сброшюрованные заранее, как раз для таких случаев. Они переворачивают белые листы жирными потными пальцами. Листают, останавливаются разглядывая печати. Возможно не умеют читать, или читают только по-арабски, но удовлетворяются и после обычных церемоний удаляются.

На следующий день они снова здесь.

— Опять. Что им надо на этот раз?

Просто они привезли нам пол ведра верблюжьего молока и две буханки грубого хлеба, испечённого поваром гарнизона. Частички соломы и отрубей проглядывают в корочке.

— Ммм…Хорошо. — говорит Лиззи отпивая глоток молока прямо из ведра. И только я, хорошо зная её, зная как она ненавидит молоко, даже пастеризованное и стерилизованное, заметил, что на самом деле, закрывшись ведром она даже не разжала губ. Позже мы узнали, что верблюжье молоко солёное и слабит. Но это не важно, важно то, что они принесли нам то немногое, чем располагают, а мы подозревали неизвестно что. В ответ мы дали им огромную банку томатной пасты, и снова они удалились на своей невозможной лодчонке.