Моря Африки

Увязывая паруса мы работаем в нескольких сантиметрах друг от друга, но вой ветра и шум дождя глушат слова. Молча крепим парусину, чтобы её не унёс озверевший ветер, и когда всё надёжно закреплено под потоками воды, почти вслепую находим путь к кокпиту и спускаемся в каюту. Внутри от дождя шум стоит словно от водопада. Прерывистое белое мерцание, проникающее сразу во все иллюминаторы, освещает наши лица призрачным светом. Слышу как волны бьют в борт, как скрипят тросы руля от тонн воды наваливающихся на яхту, а мачты скрипят от усилий.

— Что будем делать?

— Будем надеяться, что в нас не попадёт молния.

— И что ничего не сломается.

В таких случаях лодка должна выиграть сражение. Это она должна противостоять волнам, находящиеся на борту ничего не могут сделать. Мокрые мы сидим и тупо смотрим на неясный свет лампочки штурманского столика, в то время как снаружи неистовствует ураган.

— Я устал.

— Я больше не могу.

Проходит час, может быть два. Шум бьющегося на ветру грота выводит меня из ступора.

Мы выходим на палубу, где свирепствует страшной силы ветер. О звёздах остались лишь воспоминания, небо чернильно-чёрное. Убираем и грот, отбирая его сантиметр за сантиметром у ветра, который собрался унести его прочь. Надёжно привязываем его к гику верёвкой взятой наугад в рундуке. Волны огромны и всё рокочет вокруг. Периодически из ниоткуда возникает пенный гребень и обрушивается на нас, после чего мы обтекаем, вцепившись в первое, что попадётся под руку. Хорошо что темнота скрывает от нас картину рассвирепевшего моря.

— Идём внутрь. Здесь опасно.

Уже за полдень, прошло двенадцать часов и я наблюдаю за стайкой голубых рыбок, пасущихся в водорослях на дне. Мы снова стоим, бросили якорь в большой бухте — бухте Вамири, и составляем список повреждений: одна лата грота сломана, оторвалось по шву одно из полотнищ грота, один из риф шкентелей порвался, внутри всё мокрое, мы оба смертельно уставшие. В общем и целом всё закончилось не так плохо. Мы устали но не измучены и не деморализованы, но сегодня утром, с первым светом решили, что дальше так продолжаться не может. Повернули к берегу и спрятались в первом же укрытии, какое попалось.

Завтракаем, хотя уже почти вечер и это первая пища, к которой мы притронулись за последние двадцать четыре часа. Едим ломтики поленты поджаренные на сливочном масле с молоком и сахаром. Я пыталась вспомнить, как моя мама готовила поленту. Сначала её поджаривала а потом добавляла молоко или добавляла всё сразу? В конце концов кладу на сковородку всё сразу. Полента тает во рту, опускается в желудок и согревает сердце. Жаль что мы не можем сойти на землю. В бухте множество очень привлекательных на вид островов, но они слишком далеко и ветер слишком силён. Мы заперты на борту и не можем сделать ничего другого, кроме как ждать.

— Поныряю за рыбой? — спрашиваю я без особой уверенности.

— Успокойся! Ты что не видишь, что не стоишь на ногах?

— А что будем есть на ужин?

— Сладкий картофель.

— Опять!

Проходит день и ветер снова утихает. На тендере мы добираемся до ближайшего островка.

Нас встречает толпа оборванных людей, но для нас это первый контакт с жителями Мозамбика. Они угрюмы, но кажется исполнены добрых намерений и помогают нам вытащить тендер на сушу. Один из них на ломанном английском пригласил следовать за ним в деревню.

— В деревню? Почему бы и нет.

Через пол часа пути понимаем, что деревня находится на другой стороне острова и нам ещё предстоит пересечь широкое пространство, где мы видим множество маленьких обезьян и стаи попугаев которые с криком разлетаются при нашем приближении. В конце тропинки снова видно море и группа больших домов построенных из стволов и листьев пальм. Улицы чистые, подметённые. Дома крепкие, хорошо построенные. На улицах видны лишь мужчины и мальчики, женщины же только выглядывают издалека из за стен домов. Ко мне, что то крича, бежит человек в то время как я снимаю телекамерой море и деревню. Он требует денег. Наш проводник жестом даёт понять, чтобы мы не обращали на него внимания: — Он немного сумасшедший. Другой подбирает с земли высохшего осьминога, покрытого коркой соли и облепленного грязью. Становится в позу. Просит сфотографировать его с осьминогом в руке, потом требует денег.

— Послушай! Пошли отсюда. Не нравится мне это место.

— Вернёмся к тендеру. У меня тоже на душе не спокойно.

Даём понять нашему проводнику что уже поздно и нам пора возвращаться. Он кивает и устало пускается в путь, ведя нас другой дорогой.

— Разве мы не должны возвращаться туда?

— Возможно он хочет показать нам всю панораму.

Однако он просто тянул время, чтобы его дружки могли закончить кое какие делишки.

Тендер мы нашли на том же месте, где оставили его, но исчезли непромоканцы, вёсла, якорь и швартовый конец. На замке, блокирующем подвесной мотор на корме, тоже следы попыток срезать его. Все исчезли Наш гид бормочет какие то извинения и тоже исчезает. Мы спускаем тендер на воду и направляемся к лодке с чувством горечи и полные новых опасений.

— А если они забрались на борт в наше отсутствие?