Моряки Гора

Ломти са-тарнового хлеба были распределены между сидевшими мужчинами. Каждому из нас досталось по половинке лармы, крайне полезному в длительных путешествиях фрукту, предотвращавшему слабость и кровоточивость дёсен. Хлеб, наполовину поломанный, был поставлен не по правую руку от меня, а нагло передо мной. Половинка лармы оказалась маленькой, полусухой и дряблой, и выглядела так, словно отрезали её вчера, да ещё и выжали из неё большую часть сока. Фактически, это была немногим более, чем остатки кожуры. Я бы не удивился, если бы узнал, что её подобрали из мусора. Меня в тот момент не волновали ни игры рабыни, ни её экспрессия. Я задавался вопросом, заметили ли остальные, мои товарищи или другие рабыни, эти тонкости. Возможно, нет. Альциноя, конечно, была рабыней судна. Мне она не принадлежала. Безусловно, у меня оставались мои права свободного мужчины и члена команды корабля. Медленно, во мне, подобно пузырящемуся сладкому мёду, популярному в «стране драккаров», расположенной севернее Кассау, напитку, начал закипеть гнев. Далее, нам должны были подать заполненные едой квадратные тарелки. Я уже видел рабыню, которой подошла очередь нести тарелку мне, но Альциноя вклинилась перед нею, кинула что-то в тарелку, а затем приблизилась ко мне. Очевидно, она намеревалась обслужить меня лично. Кстати, она привлекательно двигала бёдрами. Возможно, она успела изучить кое-что о своём ошейнике. Я даже представил её себе извивающейся и умоляющей в моих руках. Довести до этого рабыню можно запросто. Но она вышагивала с высоко поднятой головой, а на её лице застыла отчетливо недовольная, я бы даже сказал презрительная мина. Она что, не понимала, что такое поведение могло стать причиной для наказания? Я предположил, что не понимала. Она нагло, с грохотом, швырнула тарелку передо мной. Гарнир и кусочки обжаренного тарска, высыпались на стол. Мужчины оторвались от своего обеда и подняли головы, удивлённо осматриваясь. Краем глаза я заметил резко побледневшие лица двух других рабынь. Это указало на то, что для них игры и провокационное поведение надменной Альцинои секретом не были. Та высокомерно повернулась, собираясь удалиться, но вскрикнув начала заваливаться на спину, дёрнутая назад моей рукой, схватившей её за волосы. Я резко повернул её и бросил вперёд. Нахалка успела выставить руки и удержаться ими за край стола. Я же пинком заставил её отступить назад и расставить ноги. Теперь она стояла, неловко наклонившись вперёд, вцепившись руками в бурт окружавший стол.

— Оставайся, как стоишь, — буркнул я.

Послышались довольные смешки двух других рабынь, до настоящего времени бывших в замешательстве от высокомерного поведения Альцинои. «Выходит, — заключил я про себя, — они прекрасно знали о том, что здесь происходило».

— Стрекало! — потребовал я, и одна из развеселившихся рабынь метнулась к стене, где с крюка свисал тонкий гибкий инструмент.

Поспешно вернувшись ко мне она опустилась на колени и, низко склонив голова между руками, протянула инструмент.

— Что Вы собираетесь делать? — испуганно проговорила Альциною, разом растеряв всю свою уверенность, и нашла в себе силы мгновением спустя добавить, — Господин!

Я же не пожалел для задней части её бёдер нескольких обжигающих ударов. Верещать она начала уже после первого, но двинуться, сменить позу, не осмелилась. Затем я вернул стрекало рабыне, принёсшей его мне и не скрывавшей своей радости от произошедшего. Через пару мгновений атрибут снова висел на своём крюке.

— Ещё хлеба! — потребовал кто-то из мужчин, и девушки вернулись к своим обязанностям, за исключением наказанной Альцинои.

Мужчины, собравшиеся за столом, вернулись к своим прежним занятиям, кто к трапезе, кто к неспешной беседе. Ничего экстраординарного ведь не произошло.

— А ну полезай под стол и становись там на колени рядом с моей левой ногой, — бросил я Альциное.

Рабыня молча повиновалась. Высота стола не позволяла ей стоять на коленях прямо. Согнувшись, девушка повернула голову и посмотрела на меня. Было довольно трудно прочитать выражение, застывшее в её глазах. Там было что-то от удивления, страха и немого вопроса, и, возможно, что-то ещё. Тем временем на стол передо мной был поставлен кубок с пагой, большой ломоть хлеба, нормальный кусок лармы и другая тарелка, полная и исходящая паром. Альциноя покорно стояла на коленях под столом у моей ноги. Не сомневаюсь, что задняя часть её бёдер горела. На её щеках блестели влажные дорожки слёз. Я не торопился приступать к еде. Мне всё равно особо не чем было заняться в следующий ан, оставшийся до моей вахты.

— Я могу говорить, Господин? — спросила Альциноя.

— Нет, — ответил я и, отщипнув кусочек от ломтя са-тарнового хлеба, приказал: — Открой рот.

Бывшая Леди Флавия удивлённо уставилась на меня, но повиновалась, и я запихнул хлеб ей в рот.

— Жуй, — велел я.