К Кэботу уже присоединились Пертинакс с Таджимой. Из люков один за другим выскакивали пани и моряки, подтянувшиеся с нижних палуб. Среди них я заметил Лорда Нисиду, размахивавшего руками и что-то кричавшего. Мужчины бросились тушить огонь. Одни швыряли вёдра на линях за борт, поднимая на палубу нагретую почти до кипения воду, другие, выстроившись в цепочки, передавали вёдра к очагам пожара, третьи выплёскивали воду в огонь. Многие мужчины дышали через ткань, обмотанную вокруг головы.
Я разрывался между желанием избавиться от страховочного линя, спуститься вниз по вантам, чтобы присоединиться к парням, занятым спасением судна, и обязанностью оставаться на платформе. Последнее победило. Дело даже не в том, что я боялся покинуть свой пост, из-за возможных санкций, которые могли быть довольно суровыми, вплоть до смерти. Просто было время моей вахты, а я был членом экипажа корабля.
Палуба внизу почернела от копоти и покрылась щербинами.
Паруса, высушенные обжигающим дыхание воздухом, с хлопком надулись, поймав резко усилившийся ветер. Моряки, вставшие у руля, теперь держали курс точно на запад, направляя нос корабля между поднявшимися из волн, пылающими горами.
Спустя некоторое время стало можно дышать без боли. А чуть позже, впервые за несколько дней, начал накрапывать небольшой дождь. Это, как мне кажется, могло быть результатом подъёма удушливого, горячего воздуха высоко в небо, в слои холодного воздуха, хорошо знакомые тарнсмэнам, вынужденным брать с собой в полёт тёплые плащи, где резко охладившись, он пролился мягким, освежающим дождём. Боюсь, если бы не наш корабль, то мы, скорее всего, не избежали бы смерти. Остаться в этом месте, было бы равносильно умереть.
Рабыню я больше не видел, но знал, что она выжила. В первые мгновения, я испугался, что девушка захлебнулась, просто её руки продолжали мёртвой хваткой держаться за штормовой леер, однако позднее, когда корабль выправился и окончательно вынырнул на поверхность, хотя и продолжая бешено раскачиваться, я заметил, что её тело трясётся, а руки изо всех сил пытаются крепче сжать линь. Чуть позже, когда команда боролась с огнём, отстаивая корабль, единственное средство своего спасения, я увидел, как она вздрагивала, ужаленная падающим с неба раскалённым пеплом. То, что она больше не попадала в поле моего зрения, означало, что её увели или послали вниз. Когда я видел её в последний раз, её тело было почерневшим от сажи и пепла, а короткая туника местами была прожжена. Несомненно, на её теле, особенно на руках и ногах, осталось множество ожогов. Кроме того, я подозревал, что кожа на ладонях её рук была содрана. Впрочем, это всё были мелочи, главное, что рабыня выжила.
Превосходно.
Разумеется, вы должны понимать, что в этом не было ничего личного, ничего такого, из-за чего я должен был бы корить себя.
Уверен, любой мог точно так же порадоваться, и даже вполне оправдано, спасению любого другого животного, скажем, верра или кайилы. Рабыня, как и верр или кайила, или любое другое животное, имеет ценность. Например, её при желании или необходимости можно продать.
Поймите меня правильно, она ничего для меня не значила.
В моих чувствах не было ничего личного.
Я просто беспокоился о судовом имуществе.
В рабынь не влюбляются.
Это абсурд.
Она не свободная женщина.
Она — рабыня.
Её назначение заключается лишь в том, чтобы быть покорной, полностью покорной, чтобы работать, обычно исполняя рутинные, рабские задачи и удовлетворяя, послушно, беспомощно и без сомнений самый низменный, самый животный и чувственный из аппетитов её владельца. Свободная женщина может присутствовать на общественных чтениях, драмах, концертах. Место рабыни в ногах кровати её хозяина, она должна быть прикована к его рабскому кольцу.
Насколько ценна для мужчины женщина, если ей недостаёт навыков рабыни?
Даже женщина блестящего остроумия, красноречия и образования, происходящая из элиты касты Писцов, оказавшись в ошейнике, вынужденно сменив синие одежды на тряпку, должна посвятить себя новым наукам, таким как работа губами и языком, маленькими пальчиками и блестящими волосами. Помимо работ по дому, её научат пользоваться косметикой и украшениями. Под щелчки плети она будет изучать рабские танцы. А если рабовладелец окажется достаточно жестоким, то в её ушах могут появиться серёжки. Пробегая по высоким мостам, спеша по порученным ей заданиям, она, кожей лица, ног и рук будет чувствовать свежий ветер, играющий её волосами, и на всё это мужчины могут смотреть совершенно безнаказанно.
Теперь она — рабыня. Она принадлежит своему владельцу.
Однако, с того момента, как на неё надели ошейник, она стала чувствовать себя более свободной, чем она, возможно, когда-либо мечтала быть. Теперь она надеется доказать ему, что она подходящая рабыня, внимательная, скромная, благодарная, рьяная и умелая. Закончив с его поручениями, она торопится в его жилище, чтобы поскорее встать перед ним на колени.
К этому моменту палуба кишела людьми, моряками и солдатами. В толпе я заметил даже Лорда Окимото.