Моряки Гора

Возможно, это могло дать им некое понимание этого вопроса. Конечно, будучи свободными, смущёнными, запутанными и встревоженными, обеспокоенными и недовольными, подозрительными и несчастными, причём, не понимая по какой причине, они осознавали, что их красота была чрезвычайно опасным оружием, которое легко могло быть использовано не по назначению, чтобы мучить и разбивать мужчин, влиять на них и управлять ими, стеснять и сокрушать их. Не все раны и ушибы, удары и тычки, являются результатами стали или кожи. В целом вопрос прост, и звучит так: «Кому быть господином?». Мужчина сильнее и, в своём сердце, хочет владеть женщиной. Женщина слабее, меньше, мягче, и в глубине души жаждет принадлежать и быть покорённой. Она будет довольна только находясь у ног сильного мужчины. Соответственно, отношения господина и рабыни являются правильными, отношениями, которые природа предусмотрела к пользе обоих полов. Женщина отвечает господину как его рабыня, а господин упивается обладанием и покорением женщины, своей рабыни. Война в прошлом. Она стоит перед ним на коленях и носит его ошейник.

Я рассматривал свою рабыню, и моя рабыня сознавала себя рассматриваемой, причём рассматриваемой как рабыня.

Она дрожала, но держала требуемую от неё позу.

— Рабыня, — позвал я.

Девушка подняла на меня полные страха глаза. Её губы дрогнули, но не издали ни звука. Она бросила дикий, испуганный взгляд на Каллия. Я вспомнил, что ей было запрещено говорить. Ясно, что она не хотела вновь почувствовать плеть.

— Ты теперь принадлежишь мне, — сказал я. — Ты понимаешь меня, самка?

Такое обращение к женщине как «самка», хоть к свободной, хоть к рабыне, убедительно напоминает ей о том, кем она является, радикально и фундаментально, и что быть этим совершенно отличается от того, чтобы быть мужчиной и самцом. И это напоминание, особенно для рабыни, уязвимой, беспомощной и принадлежащей, является ещё более опустошительным, поскольку она не просто самка, но и женщина, являющаяся рабыней.

Испуганная рабыня моментально кивнула. Её волосы, потревоженные её движением, рассыпались по её плечам. О, как мне хотелось сжать её в своих объятиях, бросить на пол и покрыть поцелуями.

— С этого момента, — объявил я, — у тебя есть постоянное разрешение говорить.

— Спасибо, Господин, — прошептала она.

— Которое может быть отобрано в любое мгновение, — добавил я.

— Да, Господин, — вздохнула девушка.

— Ты можешь говорить, — разрешил я, а затем потребовал: — Говори.

— Я боюсь, — выдавила из себя рабыня.

— Мы должны будем улучшить твой гореанский, — заметил я.

— Да, Господин, — согласилась она.

— Хотя, должен признать, Ты достаточно бегло говоришь уже сейчас, — сказал я.

— Я могу только надеяться на это, Господин, — вздохнула рабыня.

— Я собираюсь задержаться в городе на некоторое время, — сообщил мне Каллий. — Так что, Альциноя поработает с нею.

— Но она — варварка, Господин! — возмутилась Альциноя.

— Это имеет какое-то значение? — поинтересовался Каллий, касаясь своего ремня.

— Нет, Господин, — тут же среагировала Альциноя.

Косианец подхватил из кучи постельных принадлежностей одно из стёганых одеял, немного встряхнул, а расстелил на полу у стены.

— Ложись там, — велел Каллий своей рабыне, указывая на одеяло, и та поспешила к постели, и растянулась там, сделав это весьма обольстительно для той, кто ещё недавно была белым шёлком.

— Уже поздно, — объявил Каллий.

— Могу ли я надеяться, — промурлыкала Альциноя, — что мне разрешат доставить удовольствие моему господину?

Каллий снял ремень и тунику, а затем улёгся на одеяле. Девушка тут же нетерпеливо подползла к его боку, но рука мужчины, намотавшая на кулак её волосы, удержала рабыню на какое-то время у его бедра, которое она со всей возможной страстью и надеждой принялась целовать и облизывать. Спустя некоторое время Каллий опрокинул её на спину и начал использовать для своего удовольствия, но делал он это с терпением, пока, наконец, девушка, дикими глазами глядя в потолок, тяжело дыша, не начала умолять позволить ей отдаться ему, как его рабыня. Потом она кричала и радостно рыдала в экстазе хорошо использованной рабыни. Я думал, что Каллий предпочёл бы закончить с нею не так быстро, но, как он же отметил, время было позднее.

— Господин? — окликнула меня моя рабыня.

Я взял одно за другим два одеяла и расстелил их на полу, подальше от того, на котором Каллий и Альциноя всё ещё не могли разомкнуть свои объятия.

Нет, подумал я про себя, он ещё с ней не закончил.

Я скинул с плеча планшет Писца, пояс с кошельком, свои синие одежды, лёг на одеяла и, поднявшись на локте, окинул рабыню оценивающим взглядом.

— Меня нужно выпороть? — с опаской спросила она.

— Тебе так этого хочется? — осведомился я.

— Нет, — тут же ответила девушка, — не надо, Господин.

— Да у меня и плети-то нет, — усмехнулся я.

— Рабыню это не может не радовать, — призналась она.

— Но я очень скоро приобрету этот атрибут, — предупредил я.

— Да, Господин, — вздохнула рабыня.

— Я из касты Писцов, — сообщил я.

— Я знаю, — кивнула она.

— Ты знаешь что-нибудь о Писцах? — поинтересовался я.