— Только то, что они заставляли меня хорошо обсуживать их в алькове, — смутилась она.
— Но это здесь обычное дело, не так ли? — спросил я. — Какой бы касты ни был клиент?
— Да, Господин, — согласилась рабыня.
— У тебя, — заметил я, — имеется определенное родство с Писцами.
— Господин? — не поняла она.
— Думаю, что Ты принадлежишь к тому типу женщин, который является привлекательным для Писцов, — попытался объяснить я.
— Я попытаюсь приложить все силы, чтобы мой господин был мною доволен, — пообещал девушка.
— Ты ведь была, своего рода, ученицей? — уточнил я.
— Да, Господин, — подтвердила она. — Я уже заканчивала обучении в том, что у нас называют университетом. Я училась на таком факультете, так в моем прежнем мире называют разделы знаний, цельность и необходимость, которого в целом игнорируется или пренебрегается. Там часто делят знания на разделы. Тот факультет, на котором я училась, был посвящен исследованиям античности. Посещая аудитории, мы слушали лекции, участвовали в том, что называют семинарами с младшими курсами, где студенты общались в более неформальной обстановке, обсуждая различные аспекты обычно рассевшись за общими столами.
— Это интересно, — кивнул я.
— Это такой способ сделать вещи более понятными, — добавила она.
— Могу предположить, что в таких местах могло бы собираться много народу.
— Да, — улыбнулась девушка.
— Там наверное на каждого учителя приходилось больше чем по одному студенту, скажем, по двое?
— Зачастую гораздо больше, — сказала она.
— А они живут вместе?
— Нет, — покачала она головой. — Они встречаются в установленное время и в установленном месте согласно графика. Занятия начинаются, когда пробьют часы или прозвенит звонок, и точно так же заканчиваются.
— Это как занимают купленные места в пассажирском фургоне? — уточнил я.
— Возможно, — ответила рабыня.
Ее рассказ показался мне довольно странным, но я предположил, что у нее не было никаких причин лгать мне. Сам я несколько лет прожил в доме моего учителя, который не брал с меня платы за обучение, потому что для нашей касты знание бесценно. А однажды он сказал мне: «Теперь Ты можешь уйти», и я понял, что стал настоящим Писцом.
— А много ли студентов в таких местах? — полюбопытствовал я.
— Иногда тысячи, — ответила девушка.
— У вас так много тех, — удивился я, — кто голоден до знаний, и так страстно их ищет?
— Вовсе нет, — вздохнула она. — Я уверена, что у большинства из них не было особого интереса к изучению предмета. Признаться, я сомневаюсь, что они вообще хотели изучать что-либо.
— Тогда для чего им все это? — спросил я. — Что они там делают?
— Это от них ожидается, — объяснила рабыня. — Это — что-то, что должно быть сделано.
— Почему? — не понял я.
— Можно предположить, что тому есть много причин, — пожала она плечами. — Если человек не выполняет определенные действия, предписанные ритуалы, не проводит время в определенных местах или не получает юридических доказательств того, что он это сделал, то он может быть поставлен в культурно невыгодное положение.
— И какое отношение имеют все эти действия, ритуалы или все такое к учению? — поинтересовался я.
— В большинстве случаев, — усмехнулась девушка, — очень небольшое, если не сказать никакого.
— А не лучше ли было бы это время потратить на другие дела? — проворчал я. — Ну там, попрыгать или песни попеть, или что-нибудь в этом роде?
— Я как-то не думала об этом в таком ключе, — улыбнулась она, — но, наверное, Вы правы.
— И это — культура? — спросил я.
— Да, — кивнула рабыня.
— Нет ли в этом некой своего рода чудовищной ошибки? — задумчиво проговорил я. — Или же все это результат обмана или мошенничества?
— Это всего лишь способ чего-то добиться, — объяснила она.
— Разве это не профанация учения, — возмутился я, — не умаление его, не оскорбление науки в целом, не торгашество?
— Некоторые учатся по-настоящему, — сказала девушка.
— Даже там? — спросил я. — Даже в тех условиях?
— Конечно, — кивнула она.
— Ты интересовалась далекими мирами, — заметил я, — древностью, цивилизациями оставшимися в прошлом твоего прежнего мира, их культурой, языками, образом жизни и верованиями.
— Да, Господин, — подтвердила рабыня.
— Не могу этого не одобрить, — сказал я.
— Я очень рада, — ответила она.
— Кто рад? — уточнил я, прищурившись.
— Рабыня рада, — улыбнулась девушка.
— Возможно, когда-нибудь Ты расскажешь мне об этих мирах подробнее.
— Сомневаюсь, что Господину действительно интересны мои интересы, чувства, мой ум, — вздохнула она.
— По этому твоему утверждению, — проворчал я, — можно ставить диагноз всем патологиям вашего мира.
— Господин?
— Гореанин, — решил разъяснить я, — хочет владеть и владеет всей рабыней.
Я поймал на себе пораженный взгляд девушки.
— Его ошейник надет на нее целиком, а не одну ее часть, — добавил я.
— Рабыня рада, — смущенно призналась она, — что господин надел свой ошейник на нее всю целиком.
— Немногие мужчины хотели бы меньшего, — пожал я плечами.
— В алькове я этого не заметила, — вздохнула моя рабыня.
— Это потому, что у тебя не было частного владельца, — усмехнулся я.