— Возможно, Господин, прав, — согласилась она.
— Рискну предположить, что на Земле, будучи ученицей или кем-то вроде этого, — сказал я, — Ты даже представить себе не могла, что однажды окажешься на Горе и будешь стоять голой на коленях перед мужчиной и будешь его рабыней.
— Да, Господин, — улыбнулась девушка, — но втайне я часто мечтала о таких вещах.
— Ты знала о Горе? — удивился я.
— Я думала, что он существует только в книгах, — вздохнула она, — что это выдумка.
— И что же Ты думаешь об этом теперь? — поинтересовался я.
— Я чувствовала шнуры гореанского господина на своих руках и ногах, — пожала она плечами, — я носила ошейник, я служила в зале гореанской таверны и в алькове, где старалась изо всех сил, чтобы клиентам моего хозяина понравилось, как я могу думать, что Гор существует только в книгах?
— Ты очень привлекательна, — признал я.
— Спасибо, Господин, — улыбнулась рабыня.
— Что же до твоих сокурсниц, — усмехнулся я, — мне хотелось бы знать нашли ли кого-то из них, кроме тебя, достойной носить гореанский ошейник.
— Возможно, — пожала она плечами. — Мне это не известно.
— Итак, — подытожил я, — Ты была студенткой, и даже заканчивала свое обучение?
— Да, Господин, — подтвердила рабыня.
— Разведи колени шире, — потребовал я.
— Да, Господин.
— Ты быстро повинуешься, — отметил я.
— Я надеюсь понравиться своему хозяину, — объяснила она.
— Что Ты думаешь о том, чтобы станцевать для меня голой? — спросил я.
— Я должна повиноваться своему господину, — ответила рабыня.
— Это понятно, — кивнул я, — но что Ты сама думаешь об этом?
— Я постаралась бы сделать это так, чтобы моему господину понравилось, — сказала она.
— Ты умеешь играть калике? — осведомился я.
— Нет, Господин.
— И рабскому танцу, насколько я понимаю, Ты тоже не обучена, — хмыкнул я.
— Нет, — признала девушка.
— Тебя можно было бы научить таким вещам, — заметил я.
— Да, Господин, — согласилась она.
— Женщина очень привлекательна, когда исполняет рабский танец, — сказал я.
— Сомневаюсь, что смогла бы сделать это настолько красиво, — вздохнула рабыня.
— Никто и не ожидает, что каждая женщина станет танцовщицей ценой в сто золотых монет, — усмехнулся я. — Я видел много танцовщиц, в борделях, на улицах, в тавернах, которым было далеко до твоей красоты.
— Но я не умею танцевать, — развела она руками.
— Возможно, плеть могла подстегнуть твое желание научиться, — предложил я.
— Рабыне, которая желает понравиться своему господину, — заявила девица, — поддержка плети не требуется.
— То есть, Ты старалась бы изо всех сил? — уточнил я.
— Конечно, Господин, — поспешила заверить меня рабыня.
— И Ты хотела бы танцевать как рабыня? — спросил я.
— На Земле я мечтала об этом, — потупив взор, призналась она.
— Говори, — потребовал я.
— Я очень часто представляла себя чьей-то собственностью, принадлежащей кому-то, женщиной, которая должна в страхе и без сомнений повиноваться своим хозяевам, и как по их приказу должна была танцевать для их удовольствия у походных костров в уединенных местах, на улицах бедных районов под звуки флейты моего хозяина, на палубах галер под аккомпанемент хлопков в ладоши, в вихре шелков и звоне браслетов в залах таверн под варварскую музыку, под крики возбужденных посетителей и стук их кубков, уворачиваясь от их, тянущихся ко мне рук, в сиянии их глаз, жадно рассматривающих меня, и как потом я, уязвимая и беспомощная рабыня, отчаянно старалась бы ублажить их, чтобы не вызвать из неудовольствия.
— И Ты представляла себя беспомощной в цепях или руках рабовладельца?
— Да, Господин, — призналась она, опустив голову.
— В каком месте тебя продали? — поинтересовался я.
— В Рынке Семриса, — ответила девушка.
— А в каком загоне или рабском доме тебя клеймили и надели первый ошейник? — спросил я.
— Я не знаю, — развела она руками. — Меня вместе с другими рабынями…
— Варварками? — уточнил я.
— Да, Господин, — кивнула девушка. — Так вот нас голых, если не считать ошейников, везли в рабском фургоне, накрытом сине-желтым шелком. Мы были прикованы за ноги к длинному железному стержню, лежавшему посередине вдоль кузова фургона. Наша транспортировка продлилась много дней. На ночь охранники становились лагерем, и нас выпускали наружу и приковывали к деревьям или колесам фургона. То одну, то другую из нас, то в одном месте, то в другом отстегивали от стержня, надевали на голову непрозрачный капюшон и куда-то уводили. Нас, как я теперь понимаю, распределяли между различными рынками. В тот момент, когда пряжку капюшона застегнули на моей шее, в фургоне оставалось только три девушки. Я почувствовала дорожную пыль под ногами. Руки мне немедленно сковали спереди, после чего наручники привязали к стремени какого-то большого, четвероногого животного, которым, как я позже узнала, была кайила. После нескольких утомительных часов ходьбы по пыльной дороге я оказалась в сарае торгов, где меня отвязали от стремени, сняли капюшон и наручники. Почти сразу после этого накормили, напоили и отправили отдыхать. Позже началась подготовка к моей продаже, в ходе которой меня мыли, чистили, расчесывали и все такое.