Моряки Гора

— Нет, — крикнул Кэбот, касаясь руки лучника, а потом посмотрел на меня и позвал: — Каллий! Сюда, к нам!

Оказывается, он запомнил мое имя. Его рыжие волосы клочьями торчали из-под талмита. Я уже успел разобраться, что шлемы были в основном у мятежников, подготовившихся к своему выступлению. В попытке добраться до тарнсмэна, мне пришлось продвигаться прижимаясь к клеткам. При этом я, впервые так близко оказавшись рядом с тарнами, не далее нескольких футов, не мог не ощутить их огромности, поразительности и исходившей от них мощи. В какой-то момент один из них встрепенулся и настороженно повернул голову ко мне то одной стороной, то другой сверкнув своими яркими, блестящими, темными глазами. Впрочем, мне показалось, что в его реакции было больше любопытства или озадаченности, чем агрессии или злобы. Насколько ничтожным выглядит человек, сидя на спине такого чудовища! Каковы же были те люди, порой спрашивал я себя, что смогли однажды поймать, приручить и обучить таких монстров! И даже сегодня, какими качествами должен обладать мужчина, каким храбрым надо быть, чтобы входить во владения такого существа, уже не говоря о том, чтобы командовать им с седла!

Кэбот наклонился и, подхватив с палубы меч, швырнул его мне. Клинок, не долетев до меня какой-то пары футов, воткнулся почти в пределах моей досягаемости в один из широких, округлых толстых, порядка пяти хортов, деревянных брусьев тарновой клетки. Схватив рукоять, я выдернул оружие из дерева, охваченный внезапным волнением. Таким мечом, несмотря на его малую длину, можно было достать даже до сердца ларла. На клинке красовалась буква «Тау», маркировка судна Терсита. У меня не возникло особых сомнений, что это было оружие взятое, точнее украденное из корабельной оружейной, возможно из той самой, которую мы нашли разгромленной и почти опустошенной от оружия, за исключением выведенного из строя.

Я пару раз взмахнул мечом, оценивая его вес и баланс. «Да, — подумал я, — да!». Это был тот вид оружия, к которому легко можно было приноровиться, вид клинка, которому можно было доверить свою жизнь, выставив его проворной острой тонкой стальной стеной между собой и смертью.

— Смотри, чтобы он использовался с честью! — усмехнувшись, крикнул Кэбот.

Он дал мне оружие. «За такого офицера можно было умереть» — подумал я, прокладывая себе дорогу к его группе.

По пути я отогнал сначала одного противника, а затем другого. О том враге, который подкрадывался ко мне справа, я понятия не имел, и увидел его, лишь обернувшись на звук падения его тела. Разумеется, самый опасный враг, это тот, о котором ты не знаешь. Можно сказать, я задолжал Тэрлу Кэбот свою жизнь. Где, как не в бою острее всего осознаешь ценность жизни.

Внезапно, я заметил Серемидия, стоявшего около рампы, у левого ее края. У его ног лежало тело мужчины, только что зарубленного им. Мне еще по Ару было известно об умениях командира таурентианцев. Немногие смогли бы противостоять ему. Выходит, Серемидий остался лояльным, или же просто был не готов в данный момент показать свою нелояльность. Я видел, как он ранил другого мужчину, а затем, нанеся ему еще две раны на лице, по одной на каждой щеке, сделал короткий выпад, и его клинок быстрый, словно атакующий ост, вошел в горло, всего на хорт, но этого было достаточно. В Аре мне не раз приходилось видеть, как он проделывал подобные финты. Он любил играть со смертью. Он был тщеславен, он наслаждался такой показухой. Одиннадцать раз нас приглашали на рассвете, то на площадь перед Центральной Башней, то в тот или иной парк, чтобы стать свидетелями его игр. Зачастую вина его противника, вынужденного принять брошенный вызов, заключалась лишь в том, что он вошел в дверь перед ним, или задел его в театре или на рынке. У Серемидия были свои симпатии и антипатии, возможно даже вполне обоснованные, но для любого было бы лучше не попадать в круг тех, кто ему не нравился. Этот человек умел выжидать с терпением затаившегося в засаде слина, ждущего подходящего момента. Ему хватило бы даже неосторожно брошенного слова, независимо от того, что могло бы на самом деле подразумеваться, чтобы зацепиться за этот повод, а затем раздуть вопрос, обвинить в клевете и оскорблении, доведя дело до грани суда чести. Оправдания не принимались, ведь во главе угла стоял спор, предлог к которому так долго ожидался от намеченной жертвы. А спор, это всегда спор. Разумные люди в его присутствии тщательно следили за своими словам, говорили любезно либо старались говорить как можно меньше, и предпочитали во всем с ним соглашаться. Лучше было попытаться понравиться Серемидию. Он был из тех, кому нравится убивать. И вот теперь он входил в свиту Лорда Окимото.