Морями теплыми омытая

Подведен итог, сказана последняя фраза. Теперь можно задавать вопросы — выйти на трибуну и сказать, что тебя интересует, с чем ты не согласен, что тебе неясно. Конечно, для этого нужны смелость, уверенность — ведь трудно заранее сказать, как встретят твои рассуждения, твой вопрос. А неясного и неизвестного все-таки много: все о чем-то спорят, что-то обсуждают, и каждый день со всех концов мира летят разные сообщения — трудно во всем этом разобраться, но разобраться нужно.

К трибуне быстро идет молодой человек в очках, со взглядом, выражающим непреклонную решимость. То, что он хотел сказать, написано у него на листочке бумаги. Но сейчас он оставляет листочек свернутым в трубочку, которую нервно мнет:

— Индонезия — мусульманская страна, вы это знаете. Мусульмане, как и коммунисты, желают мира. Но не притесняют ли у вас мусульман? Правда ли, что в Советском Союзе все должны быть неверующими?

Мертвая тишина. Слышно, как по центру зала, провожаемый взглядами, возвращается на свое место студент. Сидящий в первом ряду профессор устремил взгляд на лектора. Его сосед сосредоточенно смотрит в пол, ожидая ответа.

Нужно иметь в виду, что индонезийцы в подавляющем большинстве мусульмане, и только лишь около десяти процентов населения исповедует другие религии. Христиан — католиков и протестантов, проживающих преимущественно за пределами Явы, — насчитывается около трех миллионов, индуистов — свыше миллиона, буддистов — около миллиона. Кроме того, среди отдельных народностей распространены примитивные религии, обожествляющие силы природы. Поэтому ответ на заданный вопрос должен быть полным и исчерпывающе ясным.

— Когда в Ленинграде были президент Сукарно и министр Насутион, они ходили молиться в мечеть. Но в Ленинграде мусульман мало. Их больше на востоке СССР — в Узбекистане, Таджикистане, Туркмении, отчасти в Киргизии, Казахстане. Живут они также в Татарии и в Башкирии.

В Узбекистане, особенно в Самарканде, Бухаре, сохранилось до наших дней много замечательных памятников старой мусульманской культуры.

Никто в СССР не может притеснять верующих — будь то православные, католики, мусульмане. Бессмысленно бороться против религии каким-либо принуждением.

— Но я бы попросил вас, уважаемые студенты и профессора, помочь мне найти ответ на вопрос. Наш друг правильно сказал, что мусульмане хотят мира. К несчастью, несправедливые, захватнические войны бывали много раз. И они — страшное горе. Почему же всесильные боги не могут спасти людей от этого зла?

Когда идет война, каждый верующий просит пощады своей родине. Но кому должно помочь небо, если мусульмане выступят против мусульман?

Ответов не нашлось.

На трибуне появился застенчивый молодой человек и робко спросил:

— Правда ли, что в СССР рабочие и крестьяне не имеют никакой домашней обстановки, что в СССР нельзя иметь личную собственность?

Ответ лектора:

— Коммунизм выступает против той личной собственности, которая помогает эксплуатации человека человеком, которая делит людей на эксплуататоров и эксплуатируемых. Но коммунизм выступает за хорошую, обеспеченную и культурную жизнь для всех тружеников — и для рабочих, и для крестьян, и для интеллигенции. Если в СССР нет личной собственности, то куда же там деваются выпускаемые каждый день в огромном количестве автомобили, мотоциклы, велосипеды, приемники, телевизоры, холодильники и другое добро?

Выражение напряженности на лицах студентов исчезло. Вот это здорово! В самом деле, куда же девается все это богатство?! И студенты аплодируют: становится так шумно, что председатель вынужден стучать карандашом по стакану, призывая к тишине и порядку.

Тем временем из задних рядов, от двери, не ожидая приглашения, торопливо шагает резкий в движениях какой-то взвинченный молодой человек. Он сразу, как иногда говорят, наскакивает на своего оппонента.

— Скажите, — говорит он задиристо, — почему у вас не издали роман Пастернака «Доктор Живаго?»

Он быстро убегает с трибуны под дружный одобрительный шум в задних рядах.

«Что-то теперь скажет лектор», — думают студенты, предвкушая интересное.

А лектор начинает откуда-то издалека.

Он рассказывает про отца Бориса Пастернака, известного русского художника, одного из первых иллюстраторов произведений Льва Толстого. Он говорит про первые стихи поэта Пастернака, полные веры в революцию и силы народа. Он называет Пастернака одним из лучших переводчиков стихов.

— Теперь про другую сторону жизни, — говорит оратор. — Вы знаете, сколько крови пролил ваш народ за вашу свободу, сколько жизней унесла борьба. Вы здесь потому, что многие из тех, кто сражался против колониализма, уже никогда не встанут. Как бы вы отнеслись к вашему писателю, если бы он стал глумиться над гибелью людей и стал бы рисовать картины борьбы, войны неправдиво, фальшиво?

Кто то начинает аплодировать.

— Кого вы знаете из лучших писателей Советского Союза?

Откликаются быстро: Пушкин, Лермонтов, Лев Толстой, Чехов, Достоевский.

— А кто вам известен из современников?

Пауза.

— Горький! — кричит кто-то.

— Шолохов, — называют в другом ряду.