Мориарти. Последняя глава

Мориарти прибыл чуть раньше Джои Кокса, заранее, через посыльного — бойкого весельчака Билли Уокера — предупредив метрдотеля Армана о своем анонимном визите. Профессора встретил аппетитный запах пиши, приятный гул голосов и звон приборов.

Лишь увидев Кокса, идущего по залу в сопровождении Армана, Мориарти понял, что допустил, похоже, серьезную ошибку.

Тот факт, заранее ему известный, что Джои Кокс придерживается вполне определенных сексуальных взглядов, нисколько Профессора не смущал. Да, фотограф был гомосексуалистом, но Мориарти никогда не волновало, чем занимаются люди в своей частной жизни. «Лишь бы не требовали, чтобы я занимался тем же с ними», — посмеивался он. — «Как сказал кто-то, мне нет до них дела — лишь бы не делали этого на улице и не пугали лошадей». Тема гомосексуализма не столько интересовала его, сколько забавляла, и он никогда не критиковал тех, кого в те дни называли «чудаками» и всерьез считали грешниками пред Богом и людьми, преступниками, заслуживающими длительного тюремного заключения. Не лишним будет напомнить, что в начале XX века мужеложство каралось смертной казнью.

Чего Мориарти не ожидал, так это откровенной демонстрации Коксом своих сексуальных предпочтений. Впрочем, винить он мог только себя — прежде чем браться за дело, ему следовало поближе присмотреться к этой неординарной особе. Проблема заключалась в том, что Джои Кокс был самым подходящим исполнителем для задуманной Профессором операции. Точнее, единственным надежным профессионалом. И вот теперь этот профессионал явил себя публике во всей красе — вертлявый и разряженный, как какаду.

Тот факт, что Профессор не критиковал людей, подобных Коксу, вовсе не означал, что он одобрял их вкусы и предпочтения. Определенные аспекты их поведения, привычек и повадок вызывали у него отвращение. Пожалуй, он даже позволил бы Беспечному Джеку сосуществовать бок о бок с собой, придерживаясь принципа «живи сам и другим не мешай», если бы не одно, вполне определенное направление работы конкурента.

Приятным с виду Кокса назвал бы далеко не каждый. Довольно тучный, нездорово рыхлый, с одутловатым лицом, он явился на деловую встречу в сливового цвета костюме собственного дизайна. Концы лилового шарфа, повязанного под несуразно огромным воротником-стойкой, трепыхались наподобие птичьих крыльев, добавляя фотографу сходства с неким рисованным персонажем из юмористического журнала. Слегка разведенные в стороны руки совершали неконтролируемые жесты; унизанные кольцами и перстнями пальцы поворачивались то туда, то сюда; плечи двигались взад-вперед независимо от туловища, а голос, громкий, пришепетывающий, разносился по всему залу: «Сюда, милый?.. Ах, вот как… Следующий? Какой следующий?.. О, это уже слишком…» Не стоит и говорить, что взгляды всех присутствующих немедленно обратились к нему.

Одно из главных правил Мориарти заключалось в том, чтобы никогда, ни при каких обстоятельствах не привлекать к себе внимания. В этом была едва ли не основная причина его долговременного успеха и цель маскировки: оставаться неразличимым в толпе. Но во всех его величайших делах присутствовал венчающий их момент славы, финальный аккорд, когда он вдруг являл себя в образе Профессора, Джеймса Мориарти. Такой же полной неприметности он требовал и от тех, с кем работал на публике. Говоря короче, Джои Кокс оскорбил его, смутил и поставил в неловкое положение. Да еще привлек к нему внимание — непростительный грех.

Между тем фотограф уже приближался к столику, попискивая своим высоким, жеманным голоском, гримасничая, кивая знакомым, главным образом женщинам, и раскланиваясь: «Приветик, дорогуша… а ты?.. Ах, сэр Дункан… И ты здесь, Сесил?..»

Имея в своем распоряжении считанные секунды, Мориарти принял решение и моментально внес соответствующие изменения в первоначальный план: это убрать, то заменить.

— Вы — Джеймс Мориарти? — Распухшее лицо с широкими ноздрями, резиновыми губами и подведенными синеватой тушью глазами смотрело на него сверху и видело — слава богу! — лицо Тоби Смоллетта. — Вы — Джеймс Мориарти? — повторил Кокс недоверчиво. К ним уже поворачивались, на них смотрели, их слушали.

— Увы, нет, — коротко и сухо ответил Мориарти и, не скрывая неприязни, спросил: — Мистер Кокс, полагаю?

— Д-а-а-а-а, — протянул фотограф, придав утверждению некоторый оттенок сомнения.

— Тогда садитесь, сэр. Помолчите и дайте мне объяснить. — Вежливо и в то же время холодно сказал Профессор. С любезной улыбкой, за которой сталь и камень. Если Кокс не дурак и понимает, в чем его выгода, то молча сядет и внимательно все выслушает.

Арман предложил гостю стул, и Мориарти жестом показал, что с меню можно не спешить. Кокс, казалось, понял, чего от него хотят, и как ему следует себя вести, но, едва сев, снова открыл рот.

— Нет! Ни слова! — зашипел Мориарти, прикладывая палец к губам. — Слушайте! Джеймса Мориарти задержали дела. Он просил начинать без него. Я — его представитель и уполномочен рассмотреть деловую часть сегодняшней встречи. Вам понятно?

Кокс хватил воздуху, и Профессору пришлось повторить жест.