Мориарти. Последняя глава

«Пишет вам Джорджи-Порджи. Здедал все, сэр, как было сказано и имею несколько хароших новостей. Нащет некого Шлефстина и еще одного по имени Гризомбр и третьего человека, которого зовут Санционаре. Некоторых я видел недавно. Про других слыхал. Они все из заграничных стран и Беспечный Джек думает что для него важно завести с ними какие-то дела. Продолжаю работать и наблюдать».

Мориарти сразу понял, что за люди упомянуты в отчете Сэма Брока. С каждым из них он уже не раз имел дело. Жан Гризомбр, глава одной из самых больших в мире воровских шаек, безжалостный охотник за редкими и особенно ценными украшениями. Шлефстином Сэм назвал высокого, манерного Вильгельма Шлайфштайна, более похожего на банкира, чем на преступника, безраздельного властителя криминального Берлина. Еще одним знакомым Профессора был обходительный толстяк Луиджи Санционаре, сын пекаря, поднявшийся до «титула» самого опасного римского преступника.

В прошлом Мориарти неоднократно имел дела с континентальными коллегами и не сомневался в том, что теперь и Беспечный Джек вознамерился установить с ними связь. Пресечь поползновения коварного Джека не составляло труда, но он решил, что прежде нужно заняться вопросами, касающимися Карла Франца фон Херцендорфа, Печального Пастушка.

Через четверть часа он звонком вызвал Уолли Таллина, которому поручил передать письмо лично в руки Джои Коксу.

— Не забудь, — напомнил Профессор, — ни за что сам не входи в его студию.

— Не беспокойтесь, Профессор. Мистер Терремант называет его…

— Да, Уолтер, я знаю, как называет его мистер Терремант.

В четыре часа утра в доках Бристоля прогрохотал мощный взрыв. Один из кораблей охватило пламя. Пожар продолжался все то время, что корабль шел ко дну, а когда наконец исчез из вида, на поверхности, там, где он стоял на якоре, осталось лишь огромное маслянистое пятно. Трое из двадцати членов экипажа больше не вернулись на берег.

Люди, толпой бросившиеся на помощь тем, кто взялся тушить пожар, чуть не растоптали тело, лежавшее на территории судоремонтного предприятия примерно в четверти мили от якорной стоянки сгоревшего корабля. Тело было чудовищно изуродовано, лицо представляло собой кровавое месиво, а щеки вырезаны.

Позднее труп опознали. Убитый оказался Эбенезером Джефкотом, капитаном того самого злополучного «Полуночного поцелуя», сгоревшие останки которого покоились теперь на дне.

Утром в среду, 24 января 1900 года, Сэл Ходжес отправилась в студию в Сент-Джайлсе вместе с шестью специально отобранными девушками. Ее спутницы были молчаливы и терпеливо ожидали, когда им сообщат, чем именно они будут заниматься. Ред Энни, Джипси Смит, Конни Бест, Сьюки Уильямс, Дарк Дилайла Эмфет и Голди Гуд. «Превосходный выбор», — подумал Мориарти, разглядывая их с высоты балкона. Все до одной привлекательные, чувственные, с неповторимым взглядом, который не только манил мужчин в их объятия, но и обещал много большее.

Балкон был одной из причин, по которой профессор выбрал это прекрасное помещение, служившее когда-то танцевальным залом для добрых жителей Сент-Джайлса. С него он мог наблюдать за происходящим, сам оставаясь при этом незамеченным, поскольку не имел желания иметь какое-то отношение к фотографической сессии Джои Кокса.

Последний появился в сопровождении трех ассистентов, принесших фотографические аппараты, треноги и прочие приспособления, связанные с ремеслом увековечивания человеческих лиц. С самого начала работы Мориарти был приятно удивлен тем, как превосходно и исключительно профессионально подошел к делу Кокс. Он абсолютно точно знал, чего хочет сам, и что должны делать другие, а потому и распоряжения ассистентам отдавал своевременно и без ненужного сюсюканья, так что ни одна секунда не была потрачена даром. Лишь один раз возникла небольшая неувязка. Кокс усадил Дилайлу Эмфет на кушетку рядом с Печальным Пастушком.

— А теперь, — призвал фотограф, — сделайте вид, будто вы вонзаете гарпун в эту красотку.

Австриец не понял этого совета и, в конце концов, Профессору пришлось выкрикнуть неприличное немецкое выражение, заставившее Херцендорфа обиженно вздохнуть.

Первым, что увидел на следующее утро Профессор, был оставленный для него пухлый конверт.

Работа выполнена превосходно, заключил Мориарти, просмотрев фотографии. Кокс определенно знал свое дело. Он расставил осветительные приборы столь виртуозно и точно, что женщины на снимке как будто излучали свет, дышали и жили полнокровной жизнью.