Мориарти

Как странно, как до смешного странно, что и Холмс, и я, использовали одни и те же обстоятельства, чтобы исчезнуть из этого мира… Что толкнуло меня на это, я уже описал, а какие мотивы были у него? Удовлетворительного ответа дать не могу. Но совершенно ясно, что своя повестка дня у Холмса была, что он пожелал на три года спрятаться от мира и устроить себе так называемые «большие каникулы», и я постоянно тревожился — а вдруг он объявится? Ведь я был чуть ли не единственным человеком в мире, который знал: Холмс жив. Я даже подозревал, что это именно он поселился в номере по соседству в гостинице «Гексам» и мучает меня своим кашлем в темноте. Где он был всё это время и что там делал? Не знаю, да и знать не желаю. Главное, что моим планам он никак не помешал, и слава богу, что больше встретиться нам не довелось.

Оставалось одно: в качестве последнего доказательства предъявить тело. Об этом я позаботился заранее. В то самое утро я столкнулся с местным жителем, который возвращался из деревни Розенлау. Я решил, что это рабочий или пастух, но оказалось, что это Франц Гирцель, шеф-повар из «Энглишер хоф». Он был примерно моего возраста и телосложения — и мне пришлось его убить, хотя и не без сожаления. Лишать человека жизни никогда не доставляло мне удовольствия, особенно если этим человеком оказывался случайный прохожий, каковым, несомненно, был Гирцель. Но в моём положении было не до сантиментов. Мы с Перри одели его в одежду, схожую с той, что носил я, и довершили наряд серебряными карманными часами. Я сам пришил тайный карман с зашифрованным письмом, которое написал ещё в Лондоне. После этого я бросил тело в воду и поспешил прочь.

Задумайся Этелни Джонс хотя бы на минуту, он бы сообразил: вероятность того, что Кларенс Деверо написал формальное письмо, в котором приглашал профессора Мориарти на встречу, чрезвычайно мала. Не надёжнее ли передать такое предложение изустно? И что за надобность изобретать какой-то особый шифр? Мог возникнуть и такой вопрос: зачем Мориарти привёз это письмо с собой в Швейцарию, да ещё зашил в карман пиджака? Всё это выглядело весьма сомнительно, но это была первая серия приманок, которые я разложил для британской полиции, чтобы вовлечь их в мой замысел.

Встретив инспектора Джонса, я сразу понял: наконец-то Провидение, так долго мне изменявшее, взяло мою сторону. Для плана, что сложился в моей голове, лучшего исполнителя Скотленд-Ярд подобрать не мог. Джонс был человеком весьма способным, при этом не видел дальше кончика своего носа, был доверив и наивен. Когда его жена рассказала мне о его прошлом, о его фанатичном увлечении Шерлоком Холмсом, стало ясно, что мне по-настоящему повезло. До самого конца он был абсолютно податлив и покладист. Что ж, у каждого своя планида. Он был марионеткой в моих руках, игрушечным полицейским, которого он купил дочке по дороге домой.

Взять нашу первую встречу в полицейском участке Мейрингена. Он проглотил все мои наживки, предназначенные для детектива, которого прислали вести дело: часы Пинкертона (я купил их у ростовщика в Шордиче), американский акцент, жилет, выставленная на обозрение газета из Саутгемптона, наклейки на моём чемодане. А его собственные наблюдения оказались безнадёжно ошибочными. Порезался я в парижской гостинице, потому что брился при слабом свете, но никак не из-за океанской качки. Одежда на мне была куплена специально для задуманного мной маскарада и фактически мне не принадлежала, стало быть, выводы на основе запаха сигарет и протёртого рукава были притянуты за уши. Разумеется, его дедукциям я внимал с открытым ртом. Чтобы он поверил в меня, я должен был убедить его, что верю в него.

Я рассказал ему о письме и постепенно убедил его осмотреть тело повара повторно — письмо было найдено. Я воспользовался отрывком из «Этюда в багровых тонах» — наверное, это был чересчур театральный ход, но тогда эта идея мне понравилась, к тому же я подумал, что она отвлечёт внимание от других маловероятных, описанных выше нюансов. На меня произвела впечатление скорость, с какой Джонс расшифровал письмо — разумеется, я был готов прийти на помощь, если бы он эту задачу не осилил, — но шифр, скажем прямо, был несложным, и прочитать письмо не составляло особого труда: безо всякой нужды я вставил в текст слово МОРИАРТИ, а дальше расшифровка пошла как по маслу.