Я снова был один в темноте и вновь глядел в бесконечную синеву ночного неба, наблюдая за тем, как далёкие звёзды вспыхивают и угасают. На душе разливалось леденящее спокойствие, нарушаемое лишь редкими сполохами работающей мысли. Перед тем, как отойти ко сну Маркус поведал мне ещё одну тайну. Думаю, он тогда ещё боялся меня оттолкнуть, но попросту не мог терпеть и желал поделиться чем-то сокровенным, во что верил. Рыцарь оставил меня один на один с ребусом, который, как ему самому казалось, он уже разгадал.
— Я зачитаю тебе небольшое литературное произведение, — сказал он, прежде, чем ушёл в карету. — На его счёт имеются разные мнения, кто-то говорит, что это не более чем баллада, иные считают пророчеством.
— Какая версия ближе тебе? – спросил я.
— Последняя, — серьёзно ответил он. – Надеюсь, ты понимаешь, что праздно развлекать тебя поэзией, не входит в мои планы.
Я кивнул.
— Текст очень старый. Писался и дополнялся в разные времена и разными людьми. Внемли и постарайся запомнить хотя бы суть.
Слова, сказанные рыцарем, огненными буквами запали мне в память, впечатались в подсознание. Я снова и снова возвращался к тексту, обдумывая и смакуя каждое слово.
Мне вдруг представился ветхий иссохшийся старец, откладывающий перо и засыпающий. На его место тотчас явился другой, чуть моложе, но тоже древний, словно ему было не менее ста лет. Подхватив выпавшее из прежней, уже исчезнувшей руки перо, словно упавшее знамя, он принялся писать дальше:
Старик выронил перо из трясущихся пальцев, его глаза закатились, и он осел, роняя голову на грудь. Вскоре его не стало, на месте, где всего мгновение назад сидел человек, покоилась лишь горсть песка, который тотчас смахнул внезапный порыв ветра. Видение продолжилось, но теперь за столом сидел юноша в монашеской рясе. Он запыхался, будто только что куда-то бежал, и теперь писал очень быстро.
Место последнего писаря заняла пожилая женщина. Несмотря на преклонный возраст её глаза не утратили блеска и ясности. Она посидела некоторое время, будто не решаясь взять перо в руки, а потом обмакнув его в чернила, начала писать.
С рассветом мы двинулись в путь. На вопрос, куда же мы в действительности направляемся, Маркус ответил весьма уклончиво.
— К моему другу. Я хочу показать тебя ему.
— И кто же твой друг?
— Он был мужем и отцом, князем и полководцем. Сейчас он никто, почти как ты. Его как бы нет, он перешёл на иной уровень бытия.
— Очень вдохновляюще, — хмуро заметил я. – И зачем мне это знакомство?
— Ты можешь у него многому научиться.
— А если я не хочу?
Я уж было подумал, что рыцарь собирается проигнорировать мой вопрос, но тот всё же ответил.
— А какой выбор у тебя есть? – пробасил Маркус, глядя на меня в упор. – Погрязнуть в убийствах и терроре, пока тебя снова не поймают? Может, ты рассчитываешь заслужить отпущение грехов и спасение души? Серьёзно? А у кого именно, ты не думал? Алексей, ты в ловушке, так же, как и любой носитель божественной искры, отголоска их силы. Так же, как и я сам. Ты не сможешь жить обычной жизнью, даже если убедишь себя в том, что, то существование, что ты влачишь – это жизнь!
— Я про другое, — нехорошо усмехнулся я. – Кто сказал, что я хочу помогать тебе? Я выслушал лишь одну сторону конфликта, но их же две, не так ли?
Паладин аж побледнел от негодования и теперь уже ничего не ответил. Оставшуюся часть пути в тот день мы провели в молчании, каждый наедине со своими мыслями. К вечеру мы достигли города под названием Сканьда. Маркус распорядился, чтобы Алейо остановился у первого попавшегося трактира или постоялого двора, поскольку задерживаться в его планы не входило. Однако, нам пришлось проехать мимо семи подобных заведений, прежде, чем Алейо сообщил хорошие новости: есть свободная комната!
— Зачем нам вообще комната? – спросил я, когда попросту устал от игры в молчанку. — Вы оба вполне поместитесь в экипаже, а мне спать не надо. Могли бы миновать поселение.