Морок

Опять какие-то неведомые дети! Я с упреком покосился на нее.

Жена молча протянула руку, погладила меня по щеке, царапаясь о прораставшую щетину.

— Сколько времени ты в дороге?

— С утра. За рулем с одиннадцати… На ногах с пяти, — добавил я, чтобы оправдаться за щетину.

— Останови, давай поменяемся.

— Что?

— Я сяду за руль.

— Ты не умеешь… не умела водить!

— Я давно вожу.

Давно? Господи, ничего не понимаю!.. Ночь, ливень. Ты и с этим справишься, моя родная, моя незнакомка?

— Нет-нет! Я совсем не чувствую усталости. Спасибо.

Она отстегнула ремень безопасности, прижалась к моему плечу, поцеловала.

— Все-все, теперь моя очередь. Итак, слушай, откуда взялись дети…

Ее история, как она и обещала, оказалась простой и короткой.

Александре часто снились дети. Не то чтобы она дни и ночи напролет мечтала о материнстве или уделяла очень уж много внимания снам. Просто заметила, что регулярно видит во сне одну и ту же парочку: мальчика — постарше и девочку — помладше. Она то играла с ними, то учила, то воспитывала, то защищала и утешала. Сны доставляли ей огромное удовольствие. Просыпаясь, она еще чувствовала тепло и сладкий запах малышей.

Несколько дней назад в телевизионных новостях прошел сюжет о детском доме в Краснодаре, показали его новых воспитанников — брата и сестру. У этих ребятишек была особенно пронзительная история. Они родились и росли в благополучной семье. В прошлом году их мать попалась под руку какому-то случайному ночному убийце. Отец то ли стремительно спился и умер от горя, то ли оказался тем самым убийцей. Распространенный способ подачи информации: чтобы никто не понял ничего, но мороз по коже продрал всех! Корреспондент надеялся, что зрители захотят помочь детскому дому или усыновить кого-нибудь из детей, поэтому сообщил телефон учреждения.

Жена моя толком сюжет не смотрела: не могла ни на минуту отвернуться от плиты. Уже в конце репортажа обернулась и мельком увидела пару кадров с участием брата и сестры. Ей показалось, что дети, промелькнувшие на экране, похожи на ее подопечных из снов. Она решила обязательно проверить это и во что бы то ни стало найти способ взять их к себе. По пути на юг она убедила себя, что дети — те самые.

Когда хозяйка «неразменной купюры» потребовала плату за эксплуатацию своего сокровища, жена испугалась, что дети окажутся «не теми», что она не встретит своих маленьких друзей из снов.

Рассказывая, она искоса все время поглядывала на меня: не посмеюсь ли я над ней. Но ее тоска по детям была слишком понятна мне. Я не стал признаваться ей в этом, чтобы не расстраивать: у нас с ней с детьми пока как-то не сложилось. Заметив мою задумчивую серьезность, она спросила:

— Я приняла решение одна, потому что тебя не было рядом. Но теперь скажи мне, как бы ты отнесся к появлению в доме сразу двоих чужих детей?

У меня опять, как в первые минуты встречи с женой, сжало горло: я так ясно представил себе дом — наш с ней дом, — наполненный детскими голосами. Я быстро закивал головой, потом наконец сумел произнести:

— Да. Я тоже хочу этого.

— Надеюсь, они окажутся теми самыми, моими, — прошептала Александра.

Я не очень понял, какое имеет значение, те или не те, если мы сумеем найти с ребятишками общий язык. Однако я вспомнил прощальный взгляд старухи и поверил: жене почему-то необходимо встретиться именно с этими детьми. А значит, и мне.

Мокрая дорога послушно стелилась под колеса. Я держал печку включенной, чтобы жена обсохла; в салоне разливалось ровное мягкое тепло. Несмотря на влажную одежду, будь я один, предпочел бы, конечно, холод и открытое настежь окно: почти двенадцать часов за рулем! Но к счастью, теперь я был не один. Ливень давно превратился в скромненький, моросящий дождик. Только молнии продолжали не переставая бить в отдалении: то впереди, то сбоку мы видели на горизонте их ослепительные зигзаги.

Жена, неудобно перегнувшись через ремень безопасности, который я запретил ей отстегивать, прижалась к моему плечу, тихонько терлась о него виском, осторожно поглаживала горячей ладонью мою руку. Я не мог ответить ей прикосновением: темень, мокрый асфальт. Да и не хотел: и без того все труднее становилось сдерживаться. Если бы не спешка!

Я искоса взглянул на жену. Как же ей объяснить, чтобы не звучало скабрезно?

— Аленька, сокровище мое! Я очень тебя люблю и страшно по тебе соскучился. Но… не пойми меня неправильно, но, может быть, ты не будешь прикасаться ко мне сейчас? Потому что это… несколько отвлекает меня от вождения.

Я не отрываясь смотрел на дорогу: участок пошел тяжелый, со множеством выбоин. Я лишь чувствовал, как руки жены на моем плече вздрогнули, замерли. Потом с облегчением и сожалением одновременно ощутил на их месте пустоту и холод.

Александра молчала. Не обиделась? Я вновь искоса глянул в ее сторону.

Жена свернулась калачиком на своем сиденье. Мирно и немного лукаво улыбаясь, она смотрела на меня.

В тот момент, когда я уже вновь отвернулся, она заговорила: