Морок над Инсмутом

— Самое прямое, — продолжал Клотье. — Я предупредил его, чтобы он не входил в церковь, но он пошел туда ночью, да еще в год завершения обряда Юла, так что Они наверняка следили за ним. После этого его задержали в Темпхилле. Они знают, как свернуть пространство в точку — не могу объяснить точнее. Он не мог уехать. Целыми днями он сидел в том доме и ждал, пока придут Они. Я слышал его крик — и видел цвет неба над крышей его дома. Они забрали его. Вот почему вы никогда его не найдете. И вот почему вам лучше уехать прочь из города, пока еще есть время.

— Вы искали его в доме? — спросил я, не веря своим ушам.

— Нет такой причины, которая заставила бы меня войти в тот дом, — сознался Клотье. — И никто другой туда тоже не пойдет. Теперь это их дом. Они увели его Наружу, но кто знает, какие ужасы остались там, внутри?

Он встал, давая понять, что сказать ему больше нечего. Я тоже поднялся, радуясь возможности убраться из полутемной комнаты, да и из самого дома. Клотье проводил меня до дверей и немного постоял на пороге, со страхом оглядывая улицу, точно ждал появления невесть каких ужасов. Потом он скрылся в доме, не интересуясь тем, куда я пойду.

Я направился к номеру одиннадцатому. Входя в до странности темный холл, я вспомнил, что рассказывал мне друг о своей жизни здесь. У Янга была привычка читать определенные старинные тома устрашающего содержания, делать записи касательно своих открытий и предаваться разным другим штудиям именно в нижнем этаже дома. Комнату, служившую ему кабинетом, я нашел без затруднений; стол, покрытый листами писчей бумаги, книжный шкаф, наполненный томами в кожаных переплетах, нелепая настольная лампа — все говорило о том, для чего одно время предназначалась эта комната.

Смахнув со стола и стоявшего рядом стула толстый слой пыли, я включил лампу. Ее свет успокаивал. Я сел и взялся за бумаги. Стопка, первой попавшаяся мне на глаза, была подписана «Подтверждения и доказательства» и содержала информацию, типичную, как я скоро понял, для коллекции моего друга. В нее входили разрозненные на первый взгляд записи, касавшиеся культуры майя Центральной Америки. Поначалу я не находил в этих записях никакого смысла и связи. «Боги дождя (духи воды?). Хобот-большой нос (им. отнош. к Древним). Кукулькан — Ктулху?» И так далее в том же духе. Но я не оставлял попыток, и постепенно перед моими глазами начала складываться жуткая в своей многозначности картина.

По всей видимости, Янг искал объединяющие черты различных мифологических циклов, чтобы связать их с одним центральным, который, если его записям можно было верить, был древнее, чем сам человеческий род. Откуда он черпал свою информацию, если не из старинных томов, выстроившихся на полках вдоль стен комнаты, я боялся даже подумать. Я часами вглядывался в составленный Янгом список мифических циклов о чудовищах и пришельцах — в легенды о том, как Ктулху явился из неописуемого пространства, расположенного за самым дальним пределом нашей вселенной — о полярных цивилизациях и отвратительных нечеловеческих расах с черного Юггота на краю, — о страшных Ленгах и их верховном жреце, полумонахе-полупленнике, скрывавшем то, что считалось его лицом — и о бесчисленных ересях, слухи о существовании которых сохранились лишь в богом забытых уголках нашего мира. Я читал о том, каким был Азатот, прежде чем у этого чудовищного сгустка атомной энергии отняли разум и волю, о многоликом Ньярлафотепе, о формах, которые мог принимать крадущийся хаос и которые люди никогда не решались даже упоминать — о том, как разглядеть дхола и что при этом видно.

Мысль о том, что подобные жуткие верования могут считаться правдой в каком-либо уголке разумного мира, потрясла меня. Но обращение Янга с собранным им материалом указывало на отсутствие скепсиса. Я отодвинул пухлую стопку бумаг. Вместе с ней отползла промокашка, под которой обнаружилась тонкая пачка листков, озаглавленных «Легенда церкви на Хай-стрит». Вспомнив предупрежеднне Клотье, я подтянул ее к себе.

К первой странице были прикреплены степлером две фотографии. Подпись под одной из них гласила «Фрагмент мозаичной римской мостовой в Гоутсвуде», под другой «Репродукция гравюры со стр. 594 «Некрономикона». На первом снимке не то послушники, не то жрецы в капюшонах клали какое-то тело перед присевшим на корточки монстром; на второй то же существо изображалось в больших подробностях. Его ни на что не похожие черты вызывали истерический ужас и не поддавались описанию; больше всего он напоминал мерцающий бледный овал без лица, но с вертикальным щелеобразным ртом, окруженным похожими на рога выступами. Никаких видимых членов у него не было, однако нечто в нем заставляло предположить его способность сформировать любой по собственному желанию. Вне всякого сомнения, существо было лишь порождением больного мозга какого-нибудь мрачного художника, но тем не менее оба изображения вызывали странную тревогу.