Уэйт подвел нас к столу из козел, на котором лежала большая схема раскопа, вычерченная на миллиметровой бумаге.
— Вот это курган, — сказал Уэйт, показывая пальцем. — Вход в могилу здесь, со стороны суши. Здесь дюжина камней образует круг, а вот тут, ближе к утесу, плоский камень, возможно, жертвенник.
— Я думал, что все каменные круги Британии известны наперечет, — заметил Кэллоуэй. — Но об этом я никогда не слышал.
— Разумеется, — ответил Уэйт. — И мало кто из непосвященных о нем знает. Местные землевладельцы всегда помалкивали о нем. Нашли его только после войны. Да и то по чистой случайности, разумеется. Военный самолет-разведчик испытывал какую-то новую камеру и делал серию снимков местного побережья. Это место получилось очень хорошо. Но ничего определенного о нем известно не было, и пилот передал снимки своему старшему брату, который издавал специализированный журнал. Публикация снимков взорвала археологический мир. Я был тогда студентом, и мое воображение уж точно запылало.
Разные университеты страны наперебой предлагали прислать сюда свои археологические команды, но, несмотря на все оказанное на него давление, покойный сэр Питер оставался тверд, как алмаз. Никому не было позволено даже ступить на его землю. Несколько лет он держал здесь вооруженных егерей, и, полагаю, многим светилам науки довелось вытаскивать мелкую дробь из своих задов.
Разумеется, все это было много лет назад, и с тех пор многие археологи решили, что дело это безнадежное, и забыли про холм. Но не я. Много лет я следил за этим местом и даже не поленился порыться в родословной сэра Питера и узнать, кто его наследник. Не успел старикан испустить дух, а телеграмма от меня уже была на пути в Австралию. Впрочем, что мы тут стоим, идемте, сами увидите.
Приближаясь к Отцу, я заметил, что нижнюю часть его склонов покрывает не только короткая упругая трава оливкового цвета, какая часто встречается на меловых холмах юга Англии, но также дрок, ежевика и дикие цветы. Подъем обещал быть трудным.
А потом Уэйт вывел нас на тропу, пробитую в слежавшейся, пыльной земле. С молодым Портером впереди и Уэйтом в арьергарде мы начали подъем. Тропа оказалась твердой, как взлетная полоса.
— А вот это любопытно, — размышлял вслух Кэллоуэй. — Там, куда, как принято считать, уже бог весть сколько лет не пускают посторонних и где, очевидно, никогда не бывают местные, существует вполне удобная и нисколько не заросшая тропа.
— Очень необычно, — согласился Уэйт. — Я думаю, что этой тропе сотни, если не тысячи лет. С другой стороны, до нас ею долго не пользовались. Когда мы сюда прибыли, тропа была неразличима, трава и заросли ежевики полностью скрывали ее от глаз. Всю дорогу к лесу на вершине видно, где нам пришлось вырезать кусты. Мы и нашли ее совершенно случайно. Бродили тут в поисках легкого подъема, и один студент натолкнулся на тропу.
— Судя по тому, как расположены ежевичные кусты, я полагаю, что они выросли здесь не сами по себе, а были целенаправленно высажены по чьему-то приказу именно с целью замаскировать тропу. Вероятнее всего, это работа мизантропа сэра Питера.
Хотя подъем был не особенно крут, беседа стихла по мере нашего продвижения. Наконец мы добрались до верхней границы травяного покрова, за которой тропа ныряла под полог леса. Мы остановились перевести дыхание.
— Дальше надо идти осторожно, — предупредил нас Кен Портер, — лес очень густой.
Он был прав. Едва ступив под сень деревьев, мы сразу поняли, что их никогда не касалась хищническая рука человека. После яркого солнца нас вдруг окутал зеленоватый сумрак, и мы то и дело кланялись и уворачивались, чтобы не столкнуться с могучими древними ветвями, которые торчали отовсюду и нависали над нашими головами. Тропа у нас под ногами стала пружинистой и мягкой, так как ее устилала многими годами копившаяся палая листва. И вдруг, почти столь же внезапно, как оказались в лесу, мы вышли из него и, ослепленные солнцем, от которого успели отвыкнуть, ступили на голую вершину холма.
Ведущий вниз склон с этой стороны оказался гораздо более пологим и составлял всего треть той высоты, на которую мы только что поднялись. Складки земли расходились к востоку и к западу, плавно опускаясь к утесу и превращая небольшое плато между ними в естественный амфитеатр в форме подковы. За его дальним неровным краем, где обрывалась земля, уползали к горизонту темные коричневато-зеленые волны Ла-Манша. Далеко на западе виднелось какое-то туманное пятно, которое, как я догадался, было Пляжным мысом, выдающимся в море.
Каменное «кольцо» оказалось скорее овалом, а курган — крупной бородавкой в его центре. Вокруг него повсюду кипела работа, молодые мужчины и женщины были погружены каждый в свою задачу — копали, скребли, просеивали, отчищали. Даже туда, где мы стояли, доносилось приятное гудение их голосов, изредка прерываемое пунктирами смеха или выкриков.
— Похоже, работа их радует, — заметил я.