Морок над Инсмутом

Проснувшись, не стоило засыпать снова. Уж очень тревожные были сны. Уставившись в немытое окно, она высматривала в тумане знакомый пейзаж. Но ничего не увидела. Чем дольше она смотрела, тем сильнее становилось ее ощущение отрыва от реальности. Может, Румыния испарилась, оставив лишь этот густой, как в море, туман? Она почти ждала, что за окном вот-вот махнет хвостом проплывающая рыба или какой-нибудь житель морских глубин устремит на нее свой скорбный взгляд.

Должно быть, она все же заснула, потому что пейзаж за окном как-то вдруг сменился окрестностями Бухареста. Туман поднялся, но все еще висел над крышами, закрывая небо; не столько туман, сколько дымка, загрязненная городской копотью и пылью.

Поезд миновал переезд со шлагбаумом, и Даниела заметила отдельные фигуры, бредущие врозь по пыльной улице. одна «Дакия» в длинном ряду автомобилей, припаркованных под скелетами деревьев, выгорела дотла. Она ожидала увидеть что-нибудь подобное.

Но поезд уже грохотал дальше, глубже вползая в город. Она не была здесь всего год, но как все переменилось. В предыдущее десятилетие многие старинные городские здания, и прежде всего церкви, оказались под угрозой уничтожения. Угроза была не пустой. Поезд проехал мимо большого пустыря, заросшего сорняками, в котором Даниела с болью в сердце опознала место, где когда-то стояла одна из старейших католических церквей.

Локомотив затормозил на последнем повороте, состав встряхнулся, и Даниела увидела впереди большую дугу грязно-зеленых вагонов, медленно вползающих под своды Гара де Норд.

Вокзал остался таким, каким она его помнила. Страшным, как смертный грех. Жаждая впечатлений, она вышла на улицу. Там пахло, как прежде, — отходами и гнилыми фруктами. Поскольку в Бухаресте свежих фруктов почти не бывало в продаже, Даниела всегда думала, что причина в неисправной канализации. Ее огорчило то, что революция не оставила в городе своего запаха. Она оглядывалась, ища следы боев, которые показывали по телевизору. В дорожном покрытии были рытвины, но они были и раньше. Люди, встречавшиеся ей на улицах, выглядели, как раньше: больными, запуганными, побежденными. Они не радовались свободе, в их глазах не горел огонь независимости. Тяжесть как будто и не думала падать с их плеч.

Ошеломленная, она пошла прочь от вокзала и окружавших его дешевых отелей и проституток. одна улица пересекала другую и вливалась в третью. Но все они выглядели одинаково. По дороге ей то и дело попадались заколоченные окна с выбитыми стеклами. Все двери были крепко заперты, а ставни, там, где они еще сохранились, закрыты.

Каждый раз, когда она замедляла шаги, из закрытых окон и забаррикадированных дверных проемов до нее доносилась какая-то возня. Эти шелестящие звуки почему-то снова напоминали ей о городской канализации.

На углу стоял замызганный гастроном. Она заглянула внутрь, но ничего не разобрала за огромными тенями и пыльными лучами преломленного света. На улице за ее спиной зашушукались, и она вдруг почувствовала себя неуютно. Она оглянулась. На углу напротив трое ребятишек стояли над какой-то мохнатой кучкой. Приглядевшись, Даниела различила собаку. Она была ранена в пасть, ее челюсти покрывала запекшаяся кровь, а лапы торчали, как палки. Дети смотрели на Даниелу большими, но нелюбопытными глазами. один из них пнул босой ногой собаку в живот. Мертвое животное скребнуло когтями по замусоренному тротуару. Даниела поспешно нырнула в магазин.

И немедленно потерялась в лабиринте полок. На них не было ничего, кроме пыли, которая лежала так густо, что напоминала штабеля дохлых мышей. Даниела повернула в тупик и спугнула паука. Огромный, как связка ключей, он шлепнулся на пол и засеменил под нижнюю полку.

Струйки пота потекли по ее пыльному лбу, дышать стало трудно. Она ринулась назад в поисках выхода. один проход показался ей знакомым, она свернула в него, но оказалась у прилавка. Она успела бы убежать, но тут из густой тени, подрагивавшей, точно занавес, материализовался продавец.

— Что вы хотите? — спросил он дружелюбно. Она подумала, не ловушка ли это.

— Полки пусты, — хрипло прошептала она.

Он показал на полку с пикулями и пресервами позади прилавка. Объяснил, что снабжение пока плохое. Вел он себя вполне доброжелательно, и Даниела решила, что если уж не верить ему, то значит, и никому другому в этом богом забытом городе тоже нельзя верить.

— Я была в отъезде, — сказала она. — Видела все по телевизору. А теперь все опять как раньше.

Продавец пожал плечами под заношенным халатом.

— Чего боятся люди? — спросила она сердито. — Секуритате ведь конец или нет?

Тут продавец нахмурился и прижал к губам пожелтевший палец. Когда его губы разомкнулись, с них сорвался звук, напомнивший ей заколоченные окна. Еще она заметила, что палец продавца как будто показывал на стену над его головой. Прищурившись, она разглядела в тени, под фестонами паутины, фотографию в рамке.