Морок над Инсмутом

   —  Колокол! — болезненная хватка Дэвида привела меня в чувство.

   —  Слышу, — сказал я, сменил передачу и одним духом пролетел последние четверть мили дороги, которые отделяли нас от фермы. Тогда казалось, что время застыло, но вот железные створки ворот остались позади, и наш автомобиль был уже у дома, где, поворачивая, затормозил у крыльца. Дом сиял огнями, но Джун…

Пока Дэвид, как оглашенный, метался по комнатам, ища ее внизу и наверху, выкрикивая ее имя, я беспомощно рядом с машиной с трепетом слушал удары колокола: мне казалось, что его глухой похоронный зов идет прямо из-под земли у меня под ногами. Слушая, я наблюдал, как фигура из пара зазмеилась, съежилась и, послав в мою сторону последний, полный ненависти, взгляд выпученных туманных глаз, витками опустилась к земле и исчезла — в доме без крыши у выхода из подковы!

Дэвид, который с перекошенным лицом вывалился из дома, лопоча что-то несусветное, еще успел это застать.

— Там! — закричал он, показывая на увязшую в тумане пустую скорлупу дома. — Оно там. И она наверняка там же. Я не знал, что она знает… наверное, она следила за мной. Билл, — он опять схватил меня за руку, — ты меня не бросишь? Бога ради, скажи, что ты меня не бросишь! — Я только и мог, что кивнуть головой.

С бьющимися сердцами мы подошли к сооружению, казавшемуся призрачным от клубившегося в нем вонючего тумана, — и гут же отпрянули, когда из дверного проема с Дэгоном на притолоке нам навстречу качнулась какая-то фигура и тут же без чувств рухнула в объятия Дэвида. Конечно, это была Джун — но разве это возможно? Как это могла быть Джун?

Это была не та Джун, которую я знал когда-то, а ее жалкая тень…

   8. «То место внизу…»

Она отощала, волосы свалялись, как пакля, сухая кожа буквально обтягивала череп, лицо… стало другим. Странно, но Дэвида как будто не взволновало то, что он увидел при жидком свете луны; его тревога усилилась, когда мы перенесли его жену в дом. Ибо там стало ясно, что кроме очевидных — по крайней мере, для меня, — изменений в ее облике, о которых ее муж пока не обмолвился ни словом, с ней произошло кое-что похуже: на нее напали и обошлись с ней крайне грубо и жестоко.

Помню, я вез их в приемный покой больницы в Хартлпуле, прислушиваясь к бормотанию Дэвида, который обнимал ее на заднем сиденье машины. Она была без сознания, и Дэвид, можно сказать, тоже (он наверняка не отдавал себе отчета в том, как причитал и плакал над ней всю ту кошмарную дорогу), зато мой мозг работал сверхурочно, пока я вслушивался в его голос, воркующий и несчастный:

— Наверное, она следила за мной, бедняжка, и видела, как я туда хожу! В первый раз я пошел туда за дровами — когда сжег всю мебель старика Джейсона — но потом под щепками и кусками коры я обнаружил жернов, лежавший на камне. Старик положил его туда, чтобы прижимать камень. И, клянусь Богом, он свою работу выполнил! Фунтов двести сорок его вес, не меньше. Стоя на узких, склизких ступенях под ним, его никак не сдвинешь. Но я принес рычаг — да, да! — сдвинул жернов и спустился вниз. Вниз по древним ступеням — глубже, глубже и глубже. А там, внизу — лабиринт! Вся земля изрыта, похоже на соты!..

… Для чего они, эти норы? Какой цели они должны были служить? И кто их вырыл? У меня не было ответа на этот вопрос, но на всякий случай я скрыл их от нее — или думал, что скрыл. Не знаю почему, но инстинкт подсказал мне тогда молчать о… об этом месте внизу. Клянусь Богом, я собирался запечатать этот колодец навсегда, залить его — его пасть — цементом. И так бы я и поступил, клянусь, но лишь после того, как исследовал бы тоннели полностью. Но этот жернов, Джун, тяжеленный жернов. Как же ты смогла сдвинуть его одна? Или тебе помогли?

Я всего раз или два спускался туда сам и ни разу не заходил далеко. И всегда у меня было чувство, что я не один во тьме, что какие-то твари, притаившись в дальних углах темных нор, следят за мной, пока я крадучись иду мимо. И этот склизкий, никогда не видевший солнца ручей, который булькает по душным теснинам к морю. Ручей, который разбухает и опадает с каждым приливом и отливом. И келп, разбухший, скользкий. О, Господи! Помоги мне!…

…И так далее. Но, пока мы ехали до больницы, Дэвид более или менее взял себя в руки. Мало того, он вытянул из меня обещание, что я не буду мешать — и даже помогу ему — сделать все по-своему. У него был план, простой и безупречный, как поставить финальную точку во всем этом деле. Конечно, он имел смысл лишь в том случае, если его страхи перед Кеттлторпом и нижележащим пространством, которое он обозначал как «то место внизу», были хоть в малейшей степени обоснованы.