Человек с пистолетом оказался англичанином с акцентом, как у Рональда Коулмана[10]
, и белым шарфом, как у летчика. Он был не один. Невозмутимый тяжеловес размером с грузовик, в котором я сразу распознал федерала, рылся в моем бумажнике, пока щеголеватый иностранец держал меня на мушке, небрежно нацелив ствол автоматического пистолета мне в середину туловища.— Шпик, — рыкнул федерал, показывая фотокопию моей лицензии и якобы впечатляющий значок помощника шерифа.
— Интересно, — сказал британец и убрал пистолет в карман своего верблюжьего пальто. Безупречно чистого, кстати; должно быть, путь от машины до дверей здания он проделал под защитой зонта.
— Я Уинтроп. Эдвин Уинтроп.
Мы обменялись рукопожатиями. Его второй компаньон, самый интересный из троицы, просматривал бумаги покойного. Она — ибо это была женщина — подняла голову, улыбнулась, показав острые белые зубы, и вернулась к работе.
— Это мадемуазель Дьедон.
— Женевьева, — представилась она.
В ее произношении — «Же-не-вьев» — чувствовалась Франция, Париж. Она была в чем-то серебристо-белом, на голове — копна светлых волос.
— Джентльмена из вашего Федерального бюро расследований зовут Финлей.
Федерал фыркнул. Вид у него был такой, словно его вызвал к жизни Уиллис Г. О’Брайен[11]
.— Вы интересуетесь неким мистером Брюнеттом, — сказал Уинтроп. Это был не вопрос, так что отвечать не было смысла. — Мы тоже.
— Вам только русского не хватает, а так все союзники налицо, — сказал я.
Уинтроп засмеялся. Он был не дурак.
— Верно. Мое правительство отправило меня сюда с заданием, которое я выполняю в сотрудничестве с вашими властями.
одна деталь сразу показалась мне подозрительной: никто из них даже не намекнул, что хорошо бы предупредить местную полицию о смерти Джанни Пасторе.
— Вы когда-нибудь слышали о местечке Инсмут, в Массачусетсе?
Это название мне ровным счетом ни о чем не говорило, и я так и сказал.
— Считайте, что вам повезло. Коллег специального агента Финлея вызывали туда еще в двадцатые, чтобы взорвать кое-какие нежелательные объекты в море, недалеко от Инсмута. Грязная была работенка.
Женевьева произнесла по-французски что-то резкое, похожее на проклятье. И показала нам фотографию, на которой Брюнетт танцевал щекой к щеке с Дженис Марш.
— Знаете эту леди? — спросил Уинтроп.
— Только по фильмам. Некоторые от нее просто без ума, но, по-моему, она похожа на мистера Мото.
— Точно подмечено. А название «Тайный Орден Дагона» вам что-нибудь говорит?
— Похоже на очередную «церковь месяца». В остальном ничего.
— Капитан Оубед Марш?
— Не-а.
— Глубоководные?
— Это что, цветной джаз-банд?
— А как насчет Ктулху, Йхантли, Р’льеха?
— Гезундхайт.
Уинтроп ухмыльнулся, встопорщив остроконечные усы.
— Эти словечки выговорить еще труднее. Они вообще не предназначены для человеческих уст.
— Да он обыкновенный постельный шпик, — сказал Финлей, — ниче он не знает.
— Произношение могло бы быть получше. Разве Джей Эдгар не оплачивает вам уроки риторики?
Огромные кулачищи Финлея сжались и вновь разжались, как будто сожалея, что им не попалось чье-нибудь горло.
— Джини? — спросил Уинтроп.
Женщина подняла голову, рассеянно провела красным языком по красным губам и на миг задумалась. Потом она сказала на своем языке то, что я понял:
— Незачем его убивать.
«И на том спасибо», — подумал я.
Уинтроп пожал плечами и ответил:
— Прекрасно.
У Финлея был разочарованный вид.
— Вы можете идти, — сказал мне бритт. — Мы сами обо всем позаботимся. Продолжать эту линию в вашем расследовании бессмысленно. Пошлите записку по этому адресу, — он протянул мне визитку, — и вам возместят все расходы. Не беспокойтесь. Мы примем все необходимые меры. Кстати, было бы очень мило, если бы вы ни с кем не обсуждали то, что увидели здесь и услышали от меня. Война, знаете ли, в разгаре. Болтун — находка для шпиона.
Я уже приготовил парочку резких ответов, но прикусил язык и вышел. Всякий, кто считает, что меня незачем убивать, в моих глазах парень что надо, и я не собираюсь оттачивать на нем свой и без того острый язык. Пока я шагал к своему «Крайслеру», несколько нарочито неслужебных машин промчались мимо меня по направлению к «Сивью-Инн».
Темнело, над морем сверкнула молния. Вспышка осветила «Монтесито», и я успел сосчитать до пяти, прежде чем услышал гром. Мне показалось, что за пределами трехмильной зоны, рядом с плавучим казино, кто-то есть и он очень сердится.
Я сел за руль «Крайслера» и поехал прочь от Бэй-Сити, и чем дальше оставался берег, тем легче становилось у меня на сердце.