Морок над Инсмутом

— Да неужели? По-моему, на острове Уэйк[30] Папа Джанни был бы целее, чем в собственной ванной.

— Что, и ты эту сказку слышал?

Кертис кивнул и сделал новый глоток. Джук-бокс играл «Дудли-аки-саки, хочу креветок, мама», и от этого было страшно. Глупо, но все равно страшно.

— Все умирают в воде. Вот что я слышал. Иногда на «Монти» Лэйрд выходил на палубу и часами глядел на море. Он спятил с тех пор, как связался с этой лупоглазой Марш.

— Принцесса Пантера которая?

— Так ты ее видел? Она самая, Дженис Марш. Хорошенькая штучка, особенно для любителей моллюсков. Лэйрд клялся, что в бухте есть подводный город. Слова говорил странные — «дарки боп» или что-то в этом роде. Или «джиттербаг», может. «Ктул что-то там…» или «Иог-мой-йо». Он говорил, что кто-то придет из воды и захватит всю землю, но явно не японцы.

В форме Кертису было неуютно. На ней еще не высохли круги от дождя. Он хлестал виски, как У. К. Филдз[31] во время попойки, но при этом не хмелел. Видать, против его страхов даже «Джек Дэниеле» был бессилен.

Я думал о Лэйрде на палубе «Монти». И о картине, где рядом с клипером капитана Марша из воды выныривает непропорционально большая каракатица.

— Он на корабле, так ведь?

Кертис ничего не сказал.

— один… — Я продолжал думать вслух. — Он там один, в море.

Я сдвинул шляпу на затылок и попытался вытряхнуть из головы хмель. Чистое безумие. Все равно что болтаться на волнах, повесив на грудь табличку с надписью: «Эй, Тодзио, подстрели меня!» «Монти» был настоящей плавучей мишенью.

— Нет, — сказал Кертис и так вцепился мне в рукав, что я расплескал выпивку.

— Что, его там нет?

Он тряхнул головой.

— Нет, дешевка. Он там, но не один.

Все водяные такси стояли у пристани, надежно пришвартованные и закрытые брезентом до лучших времен. Ни одного перевозчика, который взялся бы переправить меня в ту ночь на «Монтесито», мне было не найти. Ведь все знали, что прибрежные воды кишат японскими субмаринами. однако был один человек, которого не беспокоила судьба его лодок. Он наверняка не станет возражать, если одну из них позаимствуют без его разрешения.

«Сивью-Инн» был безлюден, как пустыня, и это несмотря на полицейские объявления, предостерегающие от проникновения на место преступления. В отеле было темно, холодно и сыро, и никто не приставал ко мне с вопросами, когда я взломал дверь лодочного сарая, чтобы найти ключи.

Выбрав у причала «Сивью» приглянувшийся мне катерок, я заправил его бензином, готовясь к небольшому путешествию. Еще я вынул из бардачка своего «Крайслера» «кольт супер матч» 38-го калибра и сунул его себе под мышку. В процессе я основательно промок и наверняка подхватил простуду. Оставалось надеяться, что Джангл Джиллиан оценит мои усилия.

Волны с грохотом били в дно лодки. Шум был мне на руку, особенно когда пришлось выстрелом сбивать с причальной цепи навесной замок, но от качки мой желудок скоро заходил ходуном. Мореход из меня тот еще.

«Монти» был там, на горизонте, каждая вспышка молнии выхватывала его из тьмы. Даже такой паршивый моряк, как я, в состоянии держать курс, плывя на маленьком судне к большому.

Когда попадаешь в море, сам себе начинаешь казаться крошечным. Особенно когда от родного города остается лишь россыпь огней во тьме за спиной. Какие-то крупные объекты сразу начали мерещиться мне в воде. Холод пробрался под одежду. Моя шляпа превратилась в губку из фетра, с нее отчаянно текло. Пока катер кратчайшим путем шел к «Монти», капли дождя и брызги пены кололи мне лицо, точно иглы. Глядя на свои руки, которые лежали на руле, белые от холода и сморщенные от воды, я пожалел, что не захватил с собой бутылку. Хотя с тем же успехом можно было жалеть о том, что я сейчас не дома, в теплой постели, с чашкой горячего какао и Клодетт Кольбер под боком. Не все в жизни идет по плану.

На границе трехмильной зоны мой желудок по-своему отметил освобождение от законодательных запретов. Здесь азартные игры становились легальными, а мой ужин выплеснулся через борт в воду Я глядел, как уплывают остатки сырного сэндвича. Мне показалось, что из морских глубин на меня глянуло зеленоватое отражение луны, но небо в ту ночь было затянуто тучами.

Заглушив двигатель, я дождался, когда волны сами принесут мой катер к «Монти». Борт моей лодки скребнул о корпус плавучего казино, и я поймал болтавшийся конец веревочного трапа, который порос водорослями, точно мхом. Привязав его к моему такси, я перевел дух.

Судно сидело в воде так низко, словно его внутренние помещения были полузатоплены. Водоросли забрались даже на палубу. Значит, никакого казино здесь уже не будет, даже если война кончится завтра.

Я с трудом вскарабкался по трапу — движения сковывала намокшая одежда — и перевалился через борт на палубу. Приятно было снова ощутить под ногами что-то более устойчивое, чем крошечная лодчонка, однако палуба кренилась, как крыло аэроплана. Ухватившись за поручень, я понадеялся, что мои внутренние органы как-нибудь сами выстроятся в привычном для них порядке.

— Брюнетт! — позвал я, но вой ветра заглушил мой голос.