Морок над Инсмутом

«Монти» горел, а в воде вокруг него плавали твари. Я услышал гул самолетных двигателей и заметил несколько моторок неподалеку. Грохот стрельбы перекрывал вой ветра. Атака шла по полной программе. Добравшись до палубного ограждения, я увидел лодку в пятидесяти футах от нас. Люди в желтых дождевиках стояли, нацелив свои «томми» на воду, и поливали волны огнем.

Пули сыпались так часто, что море кипело. Твари, брыкаясь, умирали в воде. Кто-то поднял свой автомат и выстрелил в меня. Я оттолкнулся от перил, прикрывая собой Франклина, и пуля блямкнула о палубу.

Такси, которое я позаимствовал, должно быть, пошло ко дну вместе с судном.

В морской глубине определенно горели огни. В небе тоже. Над городом, вдали, как будто пускали фейерверки. Что-то рвануло в ста ярдах от нас, и водяной столб поднялся из моря, словно гигантский гриб-дождевик. Глубинная бомба.

Палуба накренялась все сильнее, вода подбиралась ближе. Ухватившись за какую-то веревку, я задумался, остались ли на плавучем казино хоть какие-нибудь спасательные шлюпки. Франклин пускал слюни и ревел.

Белое тело скользнуло мимо, направляясь к воде. Я инстинктивно ухватился за него. Руки обвили меня, и я оказался лицом к лицу с Дженис Марш. Она моргнула, прикрыв глаза мембранами, которые надвигались с боков, и поцеловала меня. Ее длинный язык залез мне в рот, точно угорь, и тут же убрался. Она выпрямилась, согнув одну ногу так, чтобы прямо стоять на кренящейся палубе. Затем, набрав воздуха в легкие — если они у нее, конечно, были, — она выпустила его через жабры, издав мелодичный крик. Ее стройный белый силуэт отчетливо выделялся в темноте, по телу текла вода. Кто-то выстрелил в нее, но она прыгнула за борт, прорезав волны, словно нож, и устремилась к подводным огням. Пули прошили то место, где она скрылась под водой.

Я выпустил веревку и оттолкнулся ногами от палубы, чтобы оказаться как можно дальше от тонущего судна. Франклина я держал над водой, а сам бултыхал ногами и коленями. «Монти» тянул за собой на дно много разных предметов, и я отчаянно боролся, чтобы не стать одним из них. Мои плечи болели, мокрая одежда мешала плыть, но я сопротивлялся течению.

Судно погружалось в воду под скрежет гнущейся стали и вопли гибнущих существ. Оставалось только плыть к лодке в надежде, что меня не подстрелят. Мне повезло. Кто-то зацепил меня багром за пиджак, и нас с младенцем выволокли на борт, словно рыбу. Заливая палубу ручьями воды, я лежал и дышал, и все никак не мог отдышаться.

Я услышал вопли Франклина. Значит, с его легкими все в порядке.

Кто-то крупный, в объемистом дождевике, в завязанной под подбородком зюйдвестке, опустился рядом со мной на колени и шлепнул меня по щеке.

— Шпик, — сказал он.

— Они называют это «большим налетом на Лос-Анджелес», — рассказывал мне Уинтроп, наливая большую кружку английского чая. — Прошлой ночью началась паника, и все в Бэй-Сити часами палили в воздух.

— Японцы? — спросил я и сделал большой глоток долгожданного горячего напитка.

— В теории. Но я сомневаюсь. Потом решат, что это была случайность, и спишут все на неуравновешенных типов с оружием. Под прикрытием переполоха мы развязали бой с врагом и вышли из него победителями.

Он был по-прежнему одет, как на посольский прием, и свеж, словно и не провел на палубе всю ночь. Женевьева Дьедон была в рыбацком свитере и солдатских штанах, волосы убраны под шарф. Перед ней стояло множество эхолокационных приборов, с которых она снимала показания.

— Значит, вы не с японцами воюете?

Уинтроп поджал губы.

— Наша война куда древнее, друг мой. Отвлекаться нам нельзя. После вчерашнего ночного боя наши глубинные друзья еще долго не высунут свои чешуйчатые носы наружу. Так что теперь и я могу сделать что-нибудь для победы над Гитлером.

— А что произошло на самом деле?

— В море, под кораблем мистера Брюнетта, находился источник опасности. Мы уничтожили его, обратив в бегство… гм… неприятеля. Корабль был нужен им как перевалочный пункт. Вот почему они уничтожили коллег мистера Брюнетта.

Женевьева сказала что-то по-французски, так быстро, что я не разобрал ни слова.

— Полное уничтожение, — объяснил Уинтроп, — большой удар для них. Теперь они долго будут знать свое место. К сожалению, на то, что это навсегда, надеяться не приходится, но и несколько лет передышки тоже кстати.

Я лежал на койке и ощупывал свои раны. Меня бил мокрый кашель, повезет еще, если обойдется без пневмонии.

— А малыш — наша несомненная удача.

Мрачный Финлей заглянул в дверь и предложил сбросить еще одну порцию глубинных бомб. Франклина, которого, по счастью, сморил сон, он держал на руках, но вид у него был совсем не материнский.

— Похоже, на него все это никак не подействовало.

— Его зовут Франклин, — сказал я Уинтропу. — На корабле он был…

— Не в себе? Это состояние мне знакомо. Грязное дело, сами понимаете.

— С ним все будет в порядке, — вставила Женевьева.

Я не знал, кто были другие парни в плащах — федералы или военные, — да и не хотел знать. Я могу отличить тайную операцию от явной, особенно когда сам оказываюсь в ее гуще.