Морок параноика (СИ)

– Кто еще живой, выходите машину разгружать! Да побыстрее!

Когда Вера прибежала ко входу в приемный покой, несколько человек уже толпились вокруг машины и принимали на руки первые коробки и пакеты.

– Давай-давай, быстрей-быстрей! – поторапливал Кравец, вытаскивая из машины всё новые пакеты, – мне еще вторую ходку делать!

– Смотрю, вы удачно съездили, – заметила Вера, принимая из его рук очередной пакет. – А ребятки где?

– Ребятки в магазине остались, – Кравец поднапрягся и вытащил из машины большую коробку с чем-то тяжелым. – И мне скорее надо обратно, пока до них кто-нибудь не докопался. Да, кстати, это вам. То, что вы просили.

Он выудил из-за пазухи небольшой пакет и протянул Вере. Та покраснела от смущения и неловко сунула пакет в карман. Что было делать, если она утром забыла прихватить с собой на работу запасную прокладку, а проблема стала такой насущной, что пришлось вносить в список для Кравца отдельный пункт с особой пометкой? И неужели он не мог как-нибудь неприметно отдать? Как неловко…

– Да не смущайтесь вы так, Вера Михайловна, дело-то житейское, – совсем, как Карлсон, попытался подбодрить ее Кравец, – вот у меня жена тоже…

Он запнулся и отвернулся.

В это время из приемного покоя вышел Курбанов. Увидев битком набитую машину, он оживился и поинтересовался, не смогли ли достать лекарства. Кравец с радостью переключился на эту тему:

– Первая партия того, что удалось найти, в багажнике. Сейчас разгрузим, и я за остальным поеду. Пол-аптеки, считай, привезли. Еще пол-аптеки осталось и почти весь магазин.

Вера сама не поняла, что на нее накатило, но на слове «пол-аптеки» она неожиданно прыснула и начала сползать вдоль дверцы машины, давясь от хохота. Она смеялась, утирала рукавом выступившие на глазах слезы, повторяла «пол-аптеки, ой, я не могу…» и снова закатывалась в хохоте.

Мужчины переглянулись.

– Что это с ней? – осторожно и с опаской спросил Кравец.

– Это нервное, не обращайте внимания, - тоном видавшего виды психиатра ответил Курбанов, – отсмеется и успокоится. Тем более, пока вас не было, какие-то отморозки за наркотиками приезжали, оружием трясли, сукины дети… Не одна она сейчас такая. Мы все в любой момент можем вот так… И хорошо, если так, а не чего похуже. Открывайте багажник.

Пока выгружали из багажника лекарства, а Курбанов в подробностях рассказывал Кравцу о визитах любителей кайфа, Вера понемногу пришла в себя. Накопившаяся истерика частично выплеснулась, навалилась усталость. Но дел еще предстояла масса, надо было поднимать себя за шкирку и работать дальше.

Пока она шла по корпусам, ища, кого можно оторвать от других дел и отправить переносить мертвых, к ней то и дело подходили с вопросами, просьбами, предложениями. Что-то получалось решать на ходу, другие вопросы требовали ее присутствия на месте проблемы. Нужных людей она нашла достаточно быстро и послала к похоронщикам, но текучка так завертела ее, что только ближе к вечеру, когда солнце уже опустилось к горизонту, Вера смогла вырваться из больницы.

Она вышла к воротам и огляделась. Западную часть неба начало заволакивать облаками; свет закатного солнца пробивался сквозь них отдельными полосами, и останки города в таком беспорядочном освещении выглядели причудливо и жутко. «Какой-нибудь оголтелый киношник дал бы вырвать себе правый глаз, чтобы хоть одним левым взглянуть на это» - со злостью подумала Вера. И вдруг от неожиданности вытаращила глаза. На высоком берегу реки, там, где еще вчера виднелся над лесом крест Успенского храма, над полуповаленными деревьями поднимался к небу аккуратный столбик дыма. Не те беспорядочные клубы, которыми дымится пепелище, а тонкая и ровная полоса, как дым из трубы на детском рисунке. Вера почему-то сразу решила, что это именно дым из печной трубы.

Сам храм не мог быть виден из-за деревьев, но в том месте, где он должен был стоять, просматривалось некое темное пятно. Вере даже показалось, что она различает смутные очертания купола. Не тратя больше времени на разглядывания и раздумья, она быстрым шагом направилась в ту сторону.

Храм стоял. Другой вопрос, в каком виде. Вера, глядя на него, опять подумала, что ударная волна была все же какой-то странной. С купола начисто сорвана кровля, креста нет, колоколов на колокольне нет, пустые оконные рамы зияют чернотой. Но стены остались без повреждений и даже не почернели. И входная дверь цела, не вдавлена, не перекошена. Или двести лет назад строили не в пример крепче нынешнего…

И пожара здесь не было, хотя, по логике вещей, очень даже мог быть – храм метров на семьсот ближе к эпицентру, чем больница. Хотя кто его знает…

Дом священника пострадал примерно настолько же, насколько храм, – с него сдуло кровлю и вынесло стекла со стороны эпицентра. И, действительно, из печной трубы поднимался к небу серенький дымок.

Вера обошла дом, взошла на крыльцо и постучалась. Подождала немного и еще раз постучалась. Опять не дождавшись ответа, тихонько потянула за ручку двери. Та оказалась не заперта. Вера рискнула войти.