Морозко (Ilith)

— Хорошо. Можешь задавать вопросы.

— Как мне к Вам обращаться?

Мужчина хмыкнул:

— Можешь Господин Морозко, можно просто Господин. Еще что-нибудь?

— Можно мне одеть что-нибудь другое? Не такое… — она замялась.

— Ты будешь ходить в том, в чем я тебе разрешу и делать то, что я скажу. Ты принадлежишь мне мыслями, телом и душой. Я для тебя центр Вселенной, а я позабочусь о тебе. Если у тебя пока вопросов нет, можешь подняться в свою комнату.

Девушка встала с кресла.

— Я не слышал ответа, — послышался жесткий голос.

— Вопросов нет, Господин… — она запнулась, — Морозко.

— Забава, — он впервые назвал ее по имени, — на первый раз прощаю. В следующий раз накажу. У тебя час на отдых.

— Да, Господин Морозко.

Мужчина кивком отпустил девушку.

Забава неспешно поднялась на второй этаж и вошла теперь уже в свою комнату. Господи, что за странный мужчина, что за неприличное предложение, вгоняющее в краску и такое запретное. Она же даже с мальчиками не целовалась, хотя, насколько ей известно, сестра намного её опередила. Что ей терять, кроме девственности. И что будет через час? Надо хоть в зеркало посмотреться, как выглядит. Зеркало оказалось в гардеробной, замаскированной под шкаф-купе. Она была удивлена, что там разглядел Господин Морозко. Из зеркала на нее смотрела бледная девушка с синяками под глазами, стремящимися сравняться с цветом её серо-зеленых глаз. Обветренные губы болезненно-красные, кожа настолько бледно-белая, что видны синие прожилки. Господи! Это она почти голая находилась при чужом мужчине?! То, что казалось плотным кружевом, на груди было более ажурным настолько, что вершина одного соска бесстыже вылезла в дырку. Она поправила халат, хотя общую картину это не исправило. Пусть он был длиной до середины бедра, но, сидя в кожаном кресле, она почти попой чувствовала её выделку. Осматривать немногочисленные вещи, висящие на вешалках, она не стала. Их было не так много, а копаться в том, что ей не принадлежит, она не посчитала приличным.

Забава вышла из гардеробной и походила немного по комнате, но слабость всё еще давала о себе знать, и она прилегла на кровать. Казалось, на минутку прикрыла глаза — и вот уже уснула.

— Просыпайся, — голос Господина вырвал её из дрёмы.

Она открыла глаза, пытаясь сообразить, где находится и что происходит.

— У тебя 10 минут, чтобы привести себя в порядок.

Забава скрылась в ванной, чтобы умыться и хоть как-то причесаться. Когда она вышла, в комнате была только женщина в медицинском халате.

— Я осмотрю Вас и возьму анализы, — пояснила она, заметив недоуменный взгляд девушки.

Забава подчинилась, и не сильно приятная процедура прошла быстро. Выяснив некоторые вопросы, врач назначила противозачаточные и объяснила, как их принимать. После его ухода она не знала, что делать. Можно ли выходить из комнаты, чем заняться. Через некоторое время зашел Господин и приказал спуститься с ним в кабинет.

«Ну что ж, — подумала девушка, когда её Господин озвучил свои требования, — ничего невыполнимого, но много смущающего. К тому же, он пообещал терпеливо относиться к её промахам». Особых иллюзий не было, для чего она ему понадобилась — память вновь и вновь подкидывала ей картинки из ванной, а его голос заставлял трепетать.

Чем ей можно было заняться в таком большом доме? «Да чем угодно», — ответил ей Господин, разрешив пользоваться и библиотекой, и Интернетом. На робкий вопрос о домашнем хозяйстве — он отрезал, что только по его указанию что-то принести-подать. И место… её место у его ног.

Несколько дней Забава жила в ожидании, когда её Господин обратит на нее внимание. Она сидела у его ног на пушистом ковре, когда он в кабинете, за столом напротив, не смея поднять на него глаза. Ложилась спать, прислушиваясь, не скрипнет ли дверь. Ничего, кроме косметологов разных мастей и массажиста. Казалось бы, лишь тогда он смотрит на нее, следя, как чужие руки скользят по ней или как она закусывает нижнюю губу, чтобы не вскрикнуть, когда восковая полоска лишает ее растительности в самых нежных местах. А так хотелось почувствовать его руки — от этой мысли она заливалась краской, но отворачивать лицо было нельзя так же, как и закрывать глаза. Это были одни из немногих моментов, когда ей разрешалось смотреть в лицо Господину. Она стала ощущать, что ловит каждое его слово, пытается предугадать его действия и желания. Получалось далеко не всегда, тогда следовало наказание. Первый раз для нее был шоком приказ лечь грудью на стол так, чтобы и так ничего не скрывающий халат задрался, открывая взгляду её округлые мягкие ягодицы.

— Четыре удара, — сказал он, и она зажмурилась и напряглась. — Расслабься.