Морозных степей дочь

Свист копья — неловкое уклонение. Копейщик пользуется мгновением слабости, подхватывая копье и совершая финальный выпад! Идеальный удар направляется точно в центр корпуса.

Долю секунды копейщик колеблется: не стоит ли сбавить силу? Пусть тренировочное копье имеет безопасный наконечник, такой удар придется болезненно. Однако поддаваться — значит не уважать соперника. Удар летит с полной силой!.. Но тут ловкий боец взмывает над землей и совершает умопомрачительный финт ногами. Его сапог оказывается точно поверх летящего копья, а Ярослав лишь ловит взглядом скользкую ухмылку. Бам! Копье, направленное ногой Тихомира, со всей вложенной в удар силой утыкается в землю — руки копейщика безвольно одергивает следом за оружием. Неуловимый шаг следопыта — и оба кинжала по очереди касаются шеи, имитируя смертельные ранения. Тихомир уже за спиной.

— Красиво подловил, гад, — признал копейщик, потирая поцарапанную шею. Он сорвал ленту с золотистых волос, готовясь к перерыву. «Тук-тук-тук-тук», — приятно стучало в груди. — Фуф, Тишка! И где ты такой прыти понабрался? Да если б не мой талант, ты б меня как девочку обкручивал.

Молчаливый оппонент, улыбаясь, развел руками.

— О, гляди, кто это там? — указал Ярослав обратной стороной тренировочного копья на бредущего вдали лапотника в разодранной косоворотке — до странности знакомого.

Акробат, к тому же востроглазый, вгляделся и сразу опознал цель. Он убрал деревянные кинжалы под мышку и языком жестов удивленно показал по буквам: «Р-э-й».

* * *

Герой и его подруга шагали мимо колосящихся зеленых полей. Рэй вскинул ладонь козырьком: Умира, деревня под солнцем, лежала на просторной солнечной равнине, такой яркой, что больно было смотреть в эту сочную, желто-зеленую даль, со всех сторон окруженную полями.

— Просто не верится, что такие огромные площади обрабатываются вручную, — щурясь, сказал Рэй.

— Пашут, конечно, на волах или лошадьми, но сев и жатва выполняются голыми руками. На жаре да под тучами гнуса это адский труд. Не знаю, для чего люди так убиваются на земле. По мне, жить в лесу куда приятнее.

— Не замечал я, чтобы ты за столом хлебом брезговала. В лесу колосья не вырастишь.

— Точно! — шлепнула она по ладони. — Была б я человеком, выращивала бы одни лишь яблоки. Твердые, сочные, ароматные!

Рэй посмеялся:

— Думаю, это тоже немалый труд. Да и в этом регионе лето для них слишком короткое — получатся мелкие и кислые. Ячмень — куда более подходящая культура.

— Тогда просто отправилась бы на юг, где яблоки выросли б большими и сладкими.

— Это тебе, вольному духу, легко уйти с насиженного места. Людям тяжело расставиться с домом, где они родились, — рассудительно произнес Рэй, но тут же одернул себя, ведь тема дома была почему-то для подруги не из приятных.

Та смерила его взглядом, но смолчала.

— Соль, ты скрыла от Амадея сведения о себе. А если мы всё же найдем Ярослава и Настю, можно рассказать о тебе?

— К Амадею у меня с самого начала не было доверия. В целом, мне без разницы, что ты будешь говорить обо мне другим героям — я не стану оспаривать твоих слов.

— Я бы не хотел им врать, но если есть причина, по которой для тебя это важно…

— Опять ты нюни развел? Бесишь.

Они уже подходили к первым жилым домам, как откуда-то прискакала, заходясь лаем, белая в рыжих яблоках собака. И не требовалось большого внимания, чтобы заметить, что пес лает именно на Сольвейг. Та презренно глядела на зверька, что вкладывался в заливистый, сермяжный лай.

Рэй с почтением относился к собачьему племени, и оно обычно отвечало ему взаимностью. Он присел на корточки — пес перестал лаять и с любопытством присмотрелся приятному человеку. Принюхавшись друг к другу, оба дурашливо уселись на земле.

— Тс-с, не лай. Кто тут такой красивый сторожит? — трепля свисающие уши и горячую, косматую шею, приговаривал Рэй. — Ты сторожишь деревню? Как тебя зовут, собак?

Пес уж весь ластился к герою, взволнованно виляя коротким хвостом. Спустя полминуты человек превратился в лучшего друга: пес упал на землю, предоставив в распоряжение живот. Рэй исправно почесывал.

— Ах ты ласкушник, вы посмотрите него, разлегся. Ах ты лохматый прилюбочёсец.

— Еще оближи его… — с ледяным презрением бросила Сольвейг.

— Дружище, дадим лисе пройти? — теребя загривок, спросил Рэй.

Пес замер настороженно. Стоило Сольвейг сделать шаг, как тот поднялся, вздыбил спину и разразился угрожающим лаем. Сольвейг устало выдохнула:

— Знаешь, мне в этом человеческом обиталище ведь так и так нечего делать? Я живу в твоем сердце, так что не могу далеко отойти, а крыша над головой мне ни к чему. Ступай один, а когда снова соберешься заплутать в лесу, твой компаньон-убийца будет тут как тут, — произнесла она, скрывая толику обиды — или так показалось Рэю.

— Что ты такое говоришь? В лесу собралась ночевать?

— Это не единственная шавка в деревне, судя по запаху, их тут полно, — сморщив носик, отвернулась она. — Так и будет лай с утра до ночи.

— Это истинная причина? — ни на грамм не веря, спросил Рэй. — Соль, перестань, разве есть в этом необходимость? Это же просто пес.