Морозных степей дочь

Девушка улыбнулась и опустила взгляд на страшно затасканную одежду в руках товарища. Рэй приколол драгоценную в этом месте иголку на пояс штанов и поспешил набросить рубаху, скрыв тощее тело.

— Я тебя за местного приняла, но что-то тебя выдало, сама не знаю. Извини за вопрос, просто проверяла.

— А п-просто спросить не могла? — ответил Рэй, не в силах сдержать глупую улыбку.

— Зато я теперь точно знаю, что ты из наших.

Она бросила взгляд на группу заключенных возле мужского барака. Те перешептывались, безо всякого стеснения разглядывая ее. Признаться, этим же сейчас был занят и Рэй. Ведь, ох, как было что поразглядывать и на что засмотреться. Кроме одежд, которые и правда выглядели как одежды, а не дикарские обноски, какие носили берестовские кандальники, она и сама выглядела, как… после полугода в порубе, даже и не слов не подберешь как. Светло-светло-русые волосы собраны в хвост на затылке, прямые, строгие пряди оставлены по бокам. Прямой нос с горбинкой, присыпанный щепотью совсем мелких веснушек, которые лишь слегка оттеняют строгость ее образа. Чуть выступающий подбородок — волевой и не очень-то женственный. Расстояние между глазами — чуточку шире, чем то, что можно было бы назвать эталонно красивым. Не сказать, что писаная красавица, но что-то, от чего так и бросало в жар, в ее образе было. Даже хуже: чем дольше смотришь, тем тяжелее оказывается отвести взгляд.

Но глаза ее холодны, беспокойны.

— К-как тебя зовут? — решился начать Рэй, хотя уже и слышал ее имя сегодня в стольном доме.

Она чуть поджала полные, упрямые губы, на которые отчего-то сам собою опускался взгляд, и ответила:

— Анаст… можно просто Настя.

— Я Рэй. Можно п-просто Рэй, — попытался он сострить, но заикания окончательно свели слабую шутку.

— Это место, — она окинула взглядом двор, — выглядит так тоскливо. Как ты здесь очутился?

Рэй нерешительно помедлил с ответом. Именно сейчас, когда впервые появилась возможность рассказать подлинную историю. Но так страшно было ответить! Страшно оттого, что она, человек из его мира и настоящий герой, каким ему так и не выпало шанса стать, попросту не поверит заурядной истории несправедливо обвиненного каторжника. Каждый второй кандальник, с которым Рэю довелось общаться в Бересте, с крестом на челе утверждал как раз то, что хотелось сейчас рассказать ему: обвинили ни за что, оклеветали, судья не разобрался.

— Меня обвинили в нап-падении на жителя д-деревни. С оружием, без свады, по разбою, — повторил он слова из своего приговора.

Она, ничуть не смутившись озвученного, присела на ступеньку рядом.

— Не спрашивала, в чём тебя обвинили. Спрашиваю, как ты здесь оказался? — повторила она, и под ее твердым взглядом узник замер, потерявшись в этих искренних, густо-серых глазах. Ох, какие это были глаза! Цвет проливного дождя — такое поэтическое описание пришло на ум. Нежные, но внимательные, они даже не обещали беспристрастной оценки показаний, а заранее говорили: я тебе верю.

И Рэй без утайки, хотя и продолжая побарывать заикания, открылся товарищу. Светящаяся сфера, Правая Башня, аномалия, контракт без таланта, бандиты, суд — теперь казалось, что это всё было так давно. Впрочем, месяцы заточения и не такое отдалят. Отчего-то быть выслушанным, а главное понятым, оказалось чем-то эмоциональным, хотя ранее он и не замечал за собой подобной черты. Начал коротко — не хотел утомлять вовсе не оригинальной историей, но по мере рассказа прибавлял подробностей. А когда Настя придвинулась по ступеньке и сочувствующе положила крепкую руку ему на плечо, в увядшей его душе и вправду прошел оживляющий летний дождь. Пришлось даже пару раз крепко зажмурить щиплющие глаза, чтобы не опозориться рыданьями.

— Ты веришь?

Она глянула на героя и уголки ее глаз поднялись.

— Мы же герои. Честность — первая из трех наших добродетелей. Но знаешь, обратная сторона честности — доверие.

Она задумчиво поглядела на рыжее солнце, путающееся в ветвях.

— Лиха беда начало, мне тоже нелегко пришлось, когда очутилась в этом мире. Но то, что выпало тебе… не знаю, как ты справился. Я бы, наверное, просто сдалась.

Зайчик заходящего солнца играл на кончике ее носа, и казалась Настя уже вовсе не строгой и не холодной, а вполне живой. Всё-таки настоящая красота никогда не бросается в глаза, подумал Рэй. И как раз в момент сего чувственного разговора пустой желудок узника решил удивить даму разученным тут звуком умирающего кита. Щеки загорелись, Рэй обнял живот, прижав к нему коленки.

— Совсем плохо кормят? У меня при себе почти ничего нет, извини. Давай, я попрошу судью…

— Всё нормально! Просто в обед была маленькая порция, — соврал он. Точнее, баланда и правда была крохотной, просто не сегодня, а в последние два месяца.

Она протянула глиняную бутыль.

— Квас. Его местные заместо хлеба принимают.

Рэй с аппетитом пригубил пряный, щиплющий напиток — страшно вкусный.

— Слушай, — теребя в руках кожаные перчатки, сказала Настя. — Ты же давно здесь?

Рэй кивнул, отпивая еще.