«Раз, два, три, четыре», — отмахивая руками, он по дюжине раз мог пробежать самую длинную улицу деревни. Это, надо сказать, немало забавляло местных: носиться без дела, по их мнению, было выраженным признаком слабой головы.
Герои потихоньку осваивали и верховую езду. Амадей сам заверял, что без лошади в Княжестве никуда. Он всё хотел купить себе лошадь, но никакая не подходила ему по норову, да и ездил он так себе.
Однажды в кладовой попалось на глаза древко охотничьего лука — хозяин повел плечом, разрешив взять даром. Тем же днем будущий стрелок купил две тетивы из перекрученных волокон льна и пеньки. Во время похода с Настей он опозорился как лучник, и теперь решил наверстать упущенное. Тренировка на заднем дворе хозяйского дома стала привычным делом: уже скоро он вспомнил уроки сторожа-северянина из Бересты, приноровился держать стрелу, а иногда и попадать по расставленным мишеням.
Ел как не в себя, восстанавливая потерянные в порубе килограммы. Обильные, хотя и не слишком разнообразные трапезы тому способствовали.
Дни сменяли друг друга. Сольвейг почти никогда не оставалась в комнате на ночь. Всякий раз героя подмывало расспросить ее о Великих Героях, с которыми, по ее же словам, та была близко знакома. Однако стоило подвести разговор к теме, как девчонка съезжала с интересующей материи или попросту уходила из светлицы.
— Соль, как считаешь, то, о чём сказал Амадей, реально? — спросил как-то Рэй.
— То, что среди вещей Великих Героев есть предмет, способный разрушать печати, это наверняка. Первые герои сражались долго, а потому среди их вещей можно найти многое, от оружия до бытовых мелочей. А вот насчет того, чтобы применить такую вещь к геройскому контракту, я бы поостереглась.
— Думаешь, не получится?
— Думаю, не стоит тратить силы на рассуждения об этом. Во-первых, как я понимаю, ваши контракты хранятся в Правой Башне, которая плавает где-то вне этого измерения. И нет, мне не известно, чтобы первые герои хоть раз возвратились туда. Во-вторых, как знать, что произойдет, если контракт окажется уничтожен? Воротишься ль ты в свой мир… — она приподняла голову, посмотрев холодно, — или умрешь?
— Справедливое опасение.
— Так что? — любуясь луной в окне, спросила Сольвейг. — Выяснил, какая тут форма монархии?
— Из того, что рассказал Амадей, больше всего походит на феодальную монархию. Основной источник доходов государства — земля, точнее, труд мирян на ней. Общество стратифицировано на феодалов — бояр, которые подчинены главному феодалу — князю, и условно свободных крестьян, работающих на земле. В то же время ветви власти…
— Ого, вот как? — удивилась она совершенно неискренне. — А какие еще бывают формы?
Рэй в деталях поведал об абсолютной монархии, а когда перешел к сословно-представительной, заметил, что подруга, привалившись на оконную раму, уж и задремала на прохладном ветерке.
Всякий день находилась какая-нибудь задача, которую следовало сделать: перерисовать из дневника Амадея карту прилегающих земель, сходить на торг, поупражняться в письме, чтении, стрельбе, верховой езде. Рэй довольно сдружился с Амадеем, который тоже наслаждался компанией, какой не удавалось сыскать среди местных. Они беседовали о политике и экономике, о культуре и обычаях местных земель, делились интересными историями и мнениями. Донельзя начитанный Амадей немало поведал о государственном устройстве и юстициарной системе Княжества.
— Ай! Тс… — шикнул Рэй, порезавшись опасной бритвой.
Он уже помылся в бане, однако, решив разобраться с колючей бородой, накинул на себя полотенце и вернулся в парную. Непривычный способ бритья этим инструментом еще ни разу не дался ему бескровно.
— Сольвейг такая милая девушка, — невзначай сказал Амадей через открытую дверь между парной и предбанником.
— В котором месте? Язва, а не девушка, — ответил Рэй, силясь разглядеть расплывчатое отражение в полированном листе железа.
— Хочешь сказать, вы с ней не в отношениях? — удивился тот.
— Да упаси Светлые боги. А что, заинтересован? Не советую.
— Просто интересно, кто она такая, — уже накинув на себя банное платье, Амадей вошел в остывшую парную и выхватил бритву из рук неумелого цирюльника. — Поверни-ка голову.
— Да я и сам могу…
— Что можешь, изрезать себе лицо? Я уже привык к опасным бритвам, а ты и держишь неправильно, смотри, вот такой угол должен быть. Что до Сольвейг, спрашиваю потому, что… если честно, меня тревожит ее поведение. Ты знал, что каждую ночь она уходит из светлицы? — легко проводя лезвием по щеке Рэя, спросил он. — И, представь себе, не по деревне она гуляет, а ближайшим угорам и лесам! Чтобы гулять ночью по лесу, — опасливо понизил он голос, — нужно самому быть опаснее того, что водится ночью в лесу. Будь я суеверным лапотником, уже заподозрил бы в ней страшную колдунью.
Рэй вовсе не знал, что ответить: лисьи повадки у кого угодно вызовут подозрения.
— Бродячая травница, да? Что-то я ни одной травинки в ее руках не видел. С чего бы ей помогать незнакомому беглецу? Опасно и, уж прости, выгоды никакой.