— Пора, — скомандовал я, и Шереметьевы синхронно ударили ледяными пулями. Я же добавил связку мора и разложения. И птицы закаркали и забили крыльями. Во все стороны отлетали комки меха, мелкие сучки, крохотные косточки.
Остаток птичек, которых не добили Шереметьевы и я, сожгли огненные капли, которые веером ударили в стаю. Ярко вспыхнуло магическое пламя и на траву посыпались искры, обугленные ветки и пепел.
Ведьмаки один за другим тяжко опустились на траву. Пожарский трясущейся рукой закатал рукав штормовки, посмотрел на предплечье, где была одна руна.
— Все, — хрипло произнес он, клацая зубами. Парня лихорадило. Видимо, он выгорел от этого боя почти досуха.
— А птица и не думает успокаиваться, — добавила его сестра.
Дрожащей рукой она указала на остаток птиц, которых не удалось согнать в стаю. Они спикировали в траву, сплетаясь в большой шар.
Олег и Сергей с трудом поднялись на ноги. Ведьмаков пошатывало, но биться они ещё могли. Суворов ударил в тварь огненным шаром, Олег добавил к пламени ледяную клетку. Я тоже успел создать под нечистью проклятую землю. И костлявые руки схватили шар, мешая последующей трансформации. Но нечисть все ещё была сильна. И плетения с треском разорвались. А через секунду, шар превратился в невысокую хрупкую человеческую фигуру. Мне показалось, что это была женщина. Она отбросила за спину прическу, сотканную из тончайших веточек, шнурков, ремешков и цепочек. Ее лицо состояло из куска подошвы кроссовка, кармана джинсов, таблетницы и панели кнопочного телефона. Женщина ощериаось в безумном крике, и внутри раззявленного рта оказался язык из кожаного ремня с металлической пряжкой.
— Ну и урод же ты, — бросил Иван вымученно.
Мусорная фигура бросилась в нашу сторону.
Я шагнул ей навстречу, вскинул косу. Снял с пояса цепь, наложил на нее плетение темного пламени, раскрутил и метнул, целя в ноги. Тварь подпрыгнула, пропуская звенья под стопами, ловко приземлилась в траву и подскочила вновь, чтобы оказаться рядом со мной.
Атака нечисти была очень быстрой, и отреагировать я не успел. Когтистая лапа из нескольких коротких открытых перочинных ножей ударила по груди, и меня спасла только руна, наложенная на подкладку. Костяная броня поглотила удар и растворилась. А призванный атакой теневой миньон отбросил противника, но сбить с ног не смог. И после серии приемов растворился в воздухе, давая мне возможность снова бросить цепь. Темные звенья опутались вокруг ветвистых ног, и я почувствовал, как способность высасывает силу существа, передавая ее мне и восстанавливая меня.
Сплетенная из веток и костей фигура забилась, пытаясь вырваться, и с трудом разорвала плетение. Несколько оставшихся птиц впечатались в нее, становясь частью фигуры. Обугленные тряпки дымили, восстанавливая поврежденные цепью ноги. Женщина шагнула ко мне, но в этот раз я уже был готов к ее атаке.
Призванный мной миньон атаковал женщину и отвлек ее, заставив попятиться и уйти в оборону. Я же сорвал дистанцию, оказался рядом с нечистью, и широко замахнувшись, ударил, активируя кровавый удар. Руна с моей кожи осыпалась в траву затухающими искрами. А лезвие косы с лёгкостью пробило броню и распороло мусор, сухие ветки, кости, крошащуюся на осколки. Рукоять «Скорби» завибрировала, жадно выпивая остатки темной энергии существа. Сплетенная из мусора женщина выгнулась, истошно завизжала, цепляясь за древко косы. Ее ладони задымились и стали крошиться словно сожженная бумага.
Через несколько мгновений женщина осела в траву. С ее лица слетела ветошь и мусор, обнажая желтые кости чудом уцелевшего черепа. Женщина рассыпалась грудой ветвей и перьев и пыталась собрать себя обугленными руками. В последний момент в ее груди появилась дыра, в которой было бережно сплетенное гнездо из прутиков. На подушке из мягкого пуха лежали тоненькие детские кости, обвязанные локонами чьих-то светлых волос.
— Имя… — неожиданно прохрипела женщина. — Ему надо имяяя…
И в глазах из осколков темного зеленого стекла не было видно эмоций. Но я ощутил всей душой отчаяние умирающей матери.
— Алеша, — сказал я едва слышно и добавил, — Ленька Лесной.
Лицо из веток неожиданно разгладилось. Я смог увидеть, каким оно было при жизни несчастной женщины, которая отдала душу гнездовью-вороновью. Оно было красивым и таким его сделало умиротворение. Изуродованные руки женщины закрыли останки ребенка и замерли. А потом вся конструкция из мусора раскрошилась и осыпалась на траву.
Я же опустил косу и вздохнул, переводя дух.
— А говорил, что коса декоративная, — прохрипел за спиной Пожарский.
— Вот и верь после этого темному, — поддакнул Олег.
Уточнять я не стал, но подумал, что слова женщины не слышал никто кроме меня.
Пронька обхватил колени руками, уткнулся в них лбом и тихо поскуливал, поминая мамку и Спасителя. Может, он даже не понял, что бой окончен. Впрочем, успокаивать его никто не собирался. Ведьмаки прикладывались к фляжкам с исцеляющим чаем, проверяли целостность одежды и рун, на ней. А также обновляли знаки на руках.