— Степа, ты точно уверен? Не мог пилот ошибиться — это ведь он тебе сказал, что мы за линию фронта забрались?
— Не мог, Серега, гарантирую. Сказал же, потом расскажу. Мы однозначно в их тылу, как навскидку — где-то к северу-востоку от Новороссийска. Не столь и далеко, к слову, хотя нужно карту смотреть.
— …! — эмоционально сообщил контрразведчик. — Ситуация…
— Та не то слово, — хмыкнул Степан.
И с усмешкой добавил:
— Кстати, если ты меня, как особо важного секретоносителя, решил вот прямо сейчас пристрелить — так даже не думай. То, что мне к ним в плен никак нельзя — я в курсе, и сдаваться не собираюсь. У меня после Абрау-Дюрсо теперь всегда последняя граната в отдельном кармане припрятана. Но и пожить еще тоже планирую, так что не дури, очень тебя прошу.
— Совсем охренел?! — возмутился Шохин, едва заметно вильнув взглядом. Если бы Степан не успел к нему более-менее привыкнуть за прошедшие дни — наверняка б ничего не заметил.
— Серега, я серьезно! — пристально глядя товарищу прямо в глаза, негромко произнес Алексеев. — Не дури, душевно прошу и где-то даже умоляю. Я ведь тоже буду готов, если что. Только нехорошо все это, неправильно. Враги мы что ли? Если вдруг совсем подопрет, я первый тебя и попрошу… ну, помочь, короче. Ну, ты меня услышал? Мы поняли друг друга?
Поединок взглядов продлился еще несколько долгих секунд, после чего контрразведчик сморгнул, первым отведя в сторону глаза.
Показалось — или нет, но выглядел он при этом слегка смущенным:
— Поняли. И я тебя услышал. Давай уходить, Леха, вон, уже все, что нужно, собрал…
Уже поднимаясь на поросший лесом склон горы, старший лейтенант оглянулся, в последний раз взглянув на распластавшийся по земле разбитый самолет. Позади транспортника осталась целая просека, прорубленная десятитонной машиной среди редких деревьев и елей. Левое крыло осталось на месте, а вот правое вместе с искореженной гондолой двигателя оторвало и отбросило на десяток метров. Если бы не попавшийся на его пути валун, все могло бы пойти иначе, и Илюша Артемьев остался жив. Но судьба, к сожалению, распорядилась по-другому.
И срезанное ударом о массивную каменюку крыло, прежде чем отлететь в сторону, по касательной пробило борт как раз в том месте, где сидел осназовец…
Глава 6
ПОСЫЛЬНЫЙ И ПОСЛАВШИЕ
Сидящий напротив осназовца майор госбезопасности устало вздохнул:
— Отдохнули? Тогда продолжим. Значит, продолжаете утверждать, что о содержимом пакета вы не знаете?
— Не знаю, и знать не могу, — в который уже раз ответил Алексей. — При передаче все печати были целы. Остальное не мое дело.
— У вас была мысль ознакомиться с документами?
— Нет.
— Как бы вы поступили, если бы самолет по той или иной причине приземлился на вражеской территории?
— У меня имелся однозначный приказ — любой ценой уничтожить пакет.
— Каким образом уничтожить? Вы бы разорвали документы, тем самым хотя бы частично ознакомившись с их содержанием?
— Разумеется, нет, в этом случае и противник смог бы их восстановить. У меня были гранаты, я бы просто взорвал пакет. Если бы понадобилось — вместе с самолетом или самим собой.
Майор помолчал несколько секунд, формулируя новый вопрос:
— Хорошо, предположим, самолет совершил вынужденную посадку и загорелся. Вам удалось выскочить, но пакет остался внутри. Что бы вы предприняли?
— Без пакета я бы наружу не вылез, — невесело усмехнулся Лапкин. — Да и как, если он весь полет находился у меня за пазухой?
— Ну, мало ли? Во время удара о землю вы его выронили, потеряли сознание, очнулись уже снаружи. Самолет загорелся. Ваши действия?
— Дождался бы, пока машина догорит, после чего убедился, что бумаги уничтожены. Если бы со мной спасся еще кто-то из экипажа или пассажиров, обыскал каждого, при необходимости угрожая применением оружия.
— А если бы они не подчинились? Стали бы стрелять?
— Так точно, стал. У меня был приказ любой ценой не допустить попадания пакета к противнику. И я бы его выполнил. Тоже любой ценой.
— Ну, допустим… — майор тяжело откинулся на спинку стула, устало прикрыв покрасневшие глаза.
Допрос длился уже не первый час, и вымотались оба. Многие вопросы повторялись в разной формулировке по несколько раз, и лейтенант Лапкин уже успел их выучить наизусть: «знал ли он о содержимом документов»? «Готов ли был применить оружие»? «Как собирался воспрепятствовать попаданию пакета к противнику»? Ну, и так далее, и тому подобное. Повезло, хоть с автобиографией долго не мурыжили — вон она, казенного вида папочка с его личным делом, на краешке стола лежит…