Разложив на коленях карту, Степан несколько минут сосредоточенно изучал условные обозначения, на всякий случай запоминая местность по квадратам, как учили когда-то. С точной привязкой, понятно, все было печально — да и откуда ей взяться-то, привязке этой? Эпоха вражеского шпионского «жыпыэса» и родного патриотического ГЛОНАССа пока не наступила, а местные леса с прочими горами, балками и распадками до боли похожи друг на друга. Где именно располагался партизанский лагерь, морпех не знал, но не сомневался, что теперь они еще больше удалились от Новороссийска к северу — северо-западу.
— Серега, можешь показать, где лагерь находился? Не могу сориентироваться.
— Могу, — согласился отдышавшийся контрразведчик, практически без заминки ткнув пальцем в нужный квадрат. — Примерно вот тут, точнее не скажу. Урочище «Долгое», видишь? Вот в одной из местных балок он и был. Далеко мы ушли?
— Сложно сказать, — пожал плечами старлей. — бежали-то мы быстро, но это лес, а не равнина. Километров семь, пожалуй, сделали. Вопрос, собственно, в другом: что сейчас делаем? Мы со вчерашнего дня все дальше и дальше уходим от Новороссийска, а это не есть хорошо. Можем свернуть еще западнее и потихоньку топать в обратном направлении, полагаясь исключительно на себя. Поскольку местности мы не знаем, вариант так себе. Или рвануть следом за отрядом к станции и дальше действовать вместе с партизанами, надеясь, что их не перебьют во время атаки, и они сумеют провести нас по фрицевским тылам.
— Ну, а сам как полагаешь?
Степан вздохнул:
— Честно? Не знаю. При первом варианте шансов у нас, прямо скажем, кот наплакал — пройти добрых полсотни кэмэ по вражеской территории и ухитриться незаметно проскользнуть через их линию обороны — это, знаешь ли, пипец, какую удачу нужно иметь. А при втором? Тут шансов, конечно, побольше, вот только есть одно «но»…
Откровенно говоря, Алексеев слегка кривил душой — идея, как выходить из возникшей ситуации, у него имелась. Успел кое-что прикинуть, пока подстреленным зайцем скакал по лесу. Единственная проблема крылась в том, что оная идея было не только откровенно авантюрной, но и абсолютно самоубийственной, с минимальными шансами на благополучный исход. Хотя, если бы все грамотно срослось, в конечном итоге могло б получиться ох как здорово!..
— Какое еще «но»? — искренне заинтересовался Шохин.
— Да простое, — хмыкнул морпех. — Лагерь разгромлен, возвращаться им больше некуда. Кстати, хотел спросить — а тот отряд, с которым они собираются объединиться для штурма станции, случайно, не «Вороном» называется?
— «Вороном», — кивнул Сергей, смерив товарища внимательным взглядом. — А что? Вспомнил чего? Ты об этом ничего не писал.
— Да в том-то и дело, что вспомнил. Разгромят его в марте, окружат и практически в полном составе уничтожат: кто-то из местных выдаст карателям место стоянки. А следом и остальное станичное подполье зачистят, кого повесят с целью устрашения, кого просто расстреляют. Примерно, как сегодня было — ты ж, надеюсь, не сомневаешься, что эсэсовцы не случайно на лагерь наткнулись? И бомбами тоже не наобум кидались?
— Не сомневаюсь, — зло скрипнул зубами капитан, раздраженно ударив по колену кулаком. — Предательство, понятно!
— Вот то-то и оно. Теперь смотри, что выходит: допустим, все пойдет по плану и станцию партизаны разнесут, глядишь, еще и пленных прихватят. А дальше-то что? Возвращаться им некуда, лагерь уничтожен, в лесу полно немцев… ну, понял, о чем я?
— Понял, — шумно выдохнул Шохин. — Твою ж мать, должен был сам догадаться! Они ведь не знают, что база разгромлена, и двинут назад. И попадут в засаду или в самом лагере, или, что скорее, где-то на маршруте возвращения. И предупредить их невозможно, поскольку связи не имеется. Так?
— Угу. Кстати, не удивлюсь, если и стоянку «Ворона» сегодня тоже немножко с землей перемешали. Это в моем мире их в марте перебили, а здесь все может и раньше произойти — помнишь, я говорил, что история станет меняться? Так что я бы на месте их командира без разведки обратно не возвращался…
Контрразведчик смерил Степана очередным задумчивым взглядом:
— Знаешь, старшой, я ведь тебя уже более-менее изучил. Выкладывай уж, чего придумал. Ведь придумал же, верно?
— Придумал, — не стал спорить Алексеев. — Вот только боюсь, тебе мое предложение категорически не понравится.
— Говори! — закаменел лицом особист. — Я тебе не красна девица, чтобы в «нравится — не нравится» играть! Ежели мысль дельная, соглашусь, ежели глупость какая — так прямо и скажу. Ну, выкладывай, чего надумал?
— Выкладываю, — тяжело вздохнул старший лейтенант. — Слушай…