Морпех

Получается, это Ваньку в том окопе откопали? А второй тогда кто, неужели старшина? Найденные бойцы были пулеметчиками, это точно — он сам видел проржавевший «Максим» и кучу коробок с лентами. Погибли, как пояснил Виктор Егорович, заваленные на своей позиции близким взрывом немецкого снаряда или авиабомбы. Они — не они? В принципе, Левчук с трофейным пулеметом обращается грамотно, наверняка и отечественные не хуже знает. Ну, допустим, все-таки они. И что ему в этом случае делать-то? Нельзя же позволить погибнуть единственным в этом времени боевым товарищам! Приглядывать, выбирая момент, когда можно будет их спасти? Чушь, поскольку вовсе не факт, что Семен Ильич с Ванькой всегда будут рядом. Да и откуда ему знать, когда именно тот снаряд рванет или бомба упадет? Может, завтра, а может, и через полгода — Малую Землю больше семи месяцев обороняли. Это, если им контрразведка не заинтересуется — смотри выше, как говорится. Твою ж мать, ну почему долбаный нож не нашел кто-то другой?! Почему именно Аникеев?! Эх, знал бы заранее, давно бы уж выкинул от греха подальше, честное слово!

Алексеев задумался. Раз нож нашелся, получается, это все-таки его родной мир? Значит, изменяя прошлое, он изменяет и свое будущее… ну, в смысле, настоящее? Как в том фантастическом фильме, где пацан, попав в прошлое, едва не угробил самого себя, помешав в определенный момент встретиться родителям? Пугающая перспективка, честно говоря… А когда, собственно говоря, его собственные родители встретились? Этого старлей не помнил. Про дедов знал — одни пропал без вести в начале войны, второй погиб… ну, в смысле, еще погибнет при освобождении Крыма в 1944 году. И тот и другой к этому времени уже обзавелись семьями и родили наследников. Но вот когда именно эти самые наследники встретятся? Или он все же ошибается? И в момент его появления произошло образование некой новой, параллельной реальности, как предполагали те же самые фантасты?

Блин, от таких мыслей голова кругом…

А с другой стороны, что это меняет? Ну, вот сверкнет у него сейчас в башке, и неким образом он наверняка узнает, что, изменив ход событий, не родится на свет. И что? Попросит остановить бэтэр, извинится за беспокойство, вылезет наружу и потопает пехом обратно, разыскивать спасательный круг, с которого все и началось? В надежде, что если запихнуть в дырку ту пулю, что так и осталась в кармане, в отличие от перочинного ножика никуда не девшись, он вернется обратно в свое время? Очень смешно. Он — боевой офицер. И эта война — теперь настолько же его, насколько и для любого другого морского пехотинца. Да и вообще, с чего он так завелся? Фантасты, параллельные реальности какие-то… усталость, видимо. Да, наверняка, все это просто усталость…

Переключившись на более конструктивные мысли, Алексеев подумал о том, как же все-таки не хватает в этом времени надежной радиосвязи. Даже нет возможности выяснить, что с их прикрытием, и стоит ли ждать удара в спину. Или же у них имеются в запасе еще целых два легких танка, как только что выяснилось, не столь уж и бесполезных? Хорошо бы, коль так: насколько он помнил историю Малой Земли, в отличие от фрицев, с танками у наших дело обстояло совсем никак. Командование учло неудачу с болиндерами под Южной Озерейкой, и еще раз высаживать бронетехнику не решилось.

Старшина тронул Алексеева за плечо, возвращая в реальность:

— Кажись, доехали, командир. Вон она, Станичка эта самая.

Степан торопливо поднялся с сиденья, поднимая к глазам бинокль. В полукилометре впереди и несколько ниже по рельефу виднелась окраина большого поселка, над которым висело сразу несколько немецких осветительных ракет. Многие дома горели, добрая половина построек была разрушена длившимся почти сутки боем и многочисленными минометными и артиллерийскими обстрелами, как нашими, так и немецкими, и бомбардировками. Порой ночное небо пересекали прерывистые нити трассирующих очередей, на узких извилистых улочках коротко вспыхивали огоньки отдельных выстрелов и взрывов. Больше ничего рассмотреть не удавалось — далековато, да и темно. А вот обещанных Кузьмину укрепленных позиций не наблюдалось вовсе: фрицы просто не успели их возвести. Да, скорее всего, пока и не собирались, даже не догадываясь, что русским десантникам удастся не только отстоять плацдарм, но и оборонять его больше двухсот дней. Отлично, значит, обойдемся без штурма и лишних потерь! Правда, потом придется все-таки объясняться с комбатом — если Олег Ильич, конечно, вспомнит про его слова. Ладно, как-нибудь отбрешется, сославшись на ошибочные данные разведки. Да и неважно все это — сейчас главное в Станичку прорваться!

— Подвинься-ка, старшина, дай и мне осмотреться, — раздался голос комбата. Степан мысленно хмыкнул: ну вот и он, легок на помине.

Левчук, оставив пулемет, бочком отодвинулся в сторону, позволяя капитану третьего ранга устроиться рядом с Алексеевым. Как и старлей минутой назад, Кузьмин некоторое время водил биноклем, досадливо морщась, если бронетранспортер уж слишком резко кидало на неровностях дороги.