Морратиоа (СИ)

Марина Клингенберг Морратиоа

Сируха не оставляли мысли о поездах. Хотя, казалось, это последнее, о чем можно думать в подобном месте.

Вокруг на многие мили раскинулась пустыня. Каменистые склоны с редкими вкраплениями сухих кустиков спускались в низину, где высились неказистые, но крепко сбитые каменные дома и хрупкие сооружения из прогнившего дерева. Почти все постройки были одноэтажными, с одной комнатой, а если хозяева и имели стены, делящие небольшое помещение пополам, то они представляли собой тканевые завесы.

Только два дома состояли из двух этажей и нескольких комнат. В них были квадратные окна без стекол. Эти убогие строения смотрелись среди своих собратьев настоящими дворцами. Таковыми они, в известном смысле, и являлись на самом деле. Ведь дворец — это прерогатива царствующих особ, и в этих зданиях жили именно такие особы. Короли были под стать своему королевству: они выделялись из толпы жителей, облаченных в полотняные хламиды, но в любой другой среде их приняли бы за бесправных бедняков или прокаженных — они кутались в свои полосатые накидки так, что из-под ткани выглядывали одни глаза. Точнее, пустые глазницы. Важной процедурой при назначении правителя было торжественное выкалывание глаз, чтобы будущий владыка мог руководствоваться исключительно логическими рассуждениями и, упаси господи, не видеть реального положения дел.

Правительственный совет состоял из пятерых человек, и все до единого были слепы. На последнем заседании высказали мудрое замечание, что вести о реальном положении людей в селении все равно долетают до них — через слух; было предложено лишать правителей также и слуха, хотя бы в одном ухе. Предложение взяли на рассмотрение.

Кажется, что такое правление не сулит жителям ничего хорошего, но, в конечном итоге, во все времена короли, цари, президенты и прочие управленцы мало прислушивались и приглядывались к жизни обычного люда, и это ничуть не мешало люду жить в точности так, как завещал Бог после грехопадения — работать в поте лица и растить детей. Именно так и жили люди в этом селении. В тишине и нищете, под мудрым правлением слепых богов, мечтающих стать, вдобавок к своей слепоте, еще и глухими.

Когда приходило время открывать очередное заседание, по двухэтажным зданиям, соединенным общим двором, разливалась переливчатая мелодия флейты. Слепцы, слыша призыв, стекались во двор, откладывали в сторону посохи, садились в кружок. Среди них не было главного, поэтому после недолгого молчания кто-нибудь говорил:

— Что сегодня на повестке дня?

Отвечал тоже любой — тот, кто первый соблаговолит напрячь разум и придумать тему. Главным было сказать ее твердо, чтобы никто, в том числе и говоривший, не усомнился, что именно этот предмет желают сделать обсуждаемым высшие силы, которые в этих краях олицетворял дух Морратиоа.

— Экономика, — разносился по двору уверенный голос.

И начиналось рассуждение. Раз дух повелел обсуждать экономику, значит, с экономикой что-то было не так. Правители пытались разобраться, что именно, и, в конце концов, находили изъян, который, впрочем, либо не собирались исправлять, либо его исправление никак не отражалось на жизни людей.

— Люди живут хорошо, — начинал говорить тот, кто первый придумывал, о чем говорить. — Они ведут свое хозяйство — у них должны быть огороды, домашний скот.

— Но есть ли они на самом деле? — спрашивал другой.

— Это неважно, — возражал третий.

— По логике все правильно, — кивал четвертый, задумчиво теребя бороду, вылезающую между полос ткани, в которую было завернуто его лицо. — У людей должны быть огороды и скот. А у кого их нет — тот может заниматься чем-нибудь другим и выменивать плоды своего труда на овощи и мясо.

— А если нет плодов, то этот человек умрет с голоду, — добавлял пятый. — И поделом, такой нам не нужен. Человек должен работать.

— Вообще-то, это следовало бы пересмотреть, — бубнил второй. — Что, если человек не может работать?

По кругу пробегал шумок. Потом кто-нибудь задавал всех интересующий вопрос:

— Как это — не может?

— А вот так. С ним могло что-то случиться. Он мог потерять руки или ноги.

— Голова-то у него остается.

— И правда.

— Но если он не способен работать головой?

— Такой тем более не нужен селению. Пусть умрет с голоду.

— А если человек старый и уже отслужил свое?

— Такой тоже не нужен. Ведь он отслужил свое! Пусть умрет с голоду.

На подобном светлом решении заседание заканчивалось, и правители расходились, довольные собой. Они нашли изъян и его решение — принимать за благо возможную смерть беспомощных горожан.

Выживает тот, кто может выжить. Таков был закон этого поселения.