К концу урока тело выполняло каст автоматически, формы строились чётко и без малейших усилий, но мне это почему-то не приносило радости. Я не чувствовал ни удовлетворения от своих успехов, ни скуки от выполнения одних и тех же приемов. Я понимал, что с каждым разом заклинание удаётся чуть быстрее, чуть легче, но воспринимал это абсолютно безразлично.
Мелькнула мысль, что я просто устал, но тут же была отброшена как ложная — при усталости я бы не смог применять заклинания, появилась бы боль в мышцах ног и спины, а я ничего из этого не ощущал. Я просто делал то, что было мне нужно для улучшения навыков. У меня была цель и я делал то, что требовалось для её достижения. Радость, чувство удовлетворения, скука были не нужны и потому были отброшены.
Когда Тьермэйллин в очередной раз скомандовал: ««Заключение», стоя», — я спокойно ответил:
— Не могу, маны нет.
Посмотрев мне в лицо, альтмер пробормотал что-то вроде «ну наконец-то» и протянул пузырек с синеватой жидкостью:
— Пей. И присаживайся.
Открыв пузырек и принюхавшись, я ощутил лёгкий запах ягоды коммуники и морозной свежести. «Восстановление магии» — мелькнула мысль, именно такой эффект давала коммуника, если смешать ее с солью ледяного атронаха.
Выпив зелье, я присел за стол и прислушался к себе. Ощущения были странные, словно до этого я спал и видел сон, а сейчас проснулся. Мир стал восприниматься полностью, без отбрасывания маловажных деталей. Я снова слышал потрескивание пламени свечи, ощутил прохладу приближающегося вечера.
— Ну как, отошёл? — участливо поинтересовался альтмер.
— Вроде да. Что со мной было?
— Обыкновенные последствия магического истощения. Эмоции разумных как-то связаны с маной. То ли они ею питаются, то ли сами и являются маной — неизвестно. Но если истратить почти всю ману, то эмоции исчезают. Радость, печаль, страх, веселье — всё это уходит.
— То есть лишившись маны лишаешься и воли? — вздрогнул я.
— А вот и нет, воля и свобода сознания остаются. Но из-за отсутствия эмоций моральные рамки стираются напрочь, и твое поведение может разительно отличаться от обыкновенного. Воин, лишившийся всей маны, начинает напоминать двемерского автоматона — машину, полностью лишенную эмоций, но продолжающую выполнять задачи, которые себе поставит. Выполнять наиболее эффективным способом, без учета моральных рамок и чувств, вроде страха или стыда. Конечно, сравнение не точное, — разумный, даже лишившись эмоций, будет оценивать многие факторы, на которые механизм не стал бы обращать внимание, — но очень близкое.
Тьермэйллин сделал паузу, наливая чай в стаканы, и пододвинул один из них мне. Кивком поблагодарив его, я отхлебнул горячий отвар. Тьермэйллин слегка пригубил свой стакан и продолжил:
— Так что, получив магическое истощение, желательно как можно быстрее восстановить ману, с помощью зелья или просто отдохнув. Очень нежелательно приниматься за иные дела, требующие важных решений — иначе в последствии будет очень стыдно, и это как минимум. А сейчас, пока у нас перерыв, расскажи: как получилось, что ты в таком возрасте так мало знаешь о магии?
Я не стал скрывать от Тьермэйллина своих проблем с воспоминаниями и, рассказав всё, что помнил о себе, поинтересовался:
— Как думаешь, есть надежда, что память вернётся?
— Надежда есть всегда. Но в твоём случае ее крайне мало.
Видя, что я жду пояснения, альтмер продолжил:
— Разумные иногда лишаются памяти — из-за проклятия, сильного удара по голове, душевной травмы. Возможно, твой случай из таких. Обычно память возвращается, когда разумный сталкивается со своим прошлым, — памятное для него место, знакомые люди, схожие ситуации. Но ты прибыл сюда на корабле из Сиродиила, даэдра знает из какой имперской тюрьмы. В твоих бумагах ничего не указано о твоём прошлом — в общем, врядли ты столкнёшься с чем-то или кем-то знакомым, а без начального импульса память не вернётся. Мне жаль.
Немного помолчав и переварив услышанное, я спросил:
— А что насчёт того письма, которое я доставил Косадесу?
Альтмер призадумался.
— Возможно, там что-то и есть. Но это секретная информация. Сомневаюсь, что Кай поделится ею с тобой. По крайней мере не сейчас.
Вздохнув, я перевел разговор на другую интересующую меня тему:
— Ладно, с памятью вроде ясно. То есть ничего не ясно, но понятно, что поделать ничего нельзя. А что насчёт моей быстрой адаптации к физической нагрузке, которую заметила Ритлин.
Тьермэйллин покачал головой: