Морская чайка

Я оглядел морской простор и почувствовал, как что-то заныло у меня в груди. И правда, моей чайке, должно быть, очень скучно одной сидеть на чердаке в то время, когда ее зовут морские волны, зовут стай других чаек, манит соленый, приятный запах моря. Может быть, и в самом деле выпустить птицу? А то что же получится — завезу я ее в Белоруссию и там выпущу на волю? Но разве она сможет жить на нашем маленьком озере? Там даже луговые чайки не хотят жить — как же приспособиться этой, морской? Ведь она привыкла к простору, к морской стихии, к одиннадцатибалльным штормам и бешеным бурям. Да она же захиреет, истоскуется, одинокая, на чужбине и погибнет! И как ей найти путь к морю, если даже я, хотя и географию знаю, и умею отыскивать реки на географических картах, не сумел бы сам найти дорогу от моря до нашей воинской части.

— Пойдем, ребята, чайку выпускать, — предлагает Коська.

Я не в состоянии больше отмалчиваться.

— Надо проверить, сможет ли она летать, — говорю я.

А сам тешу себя надеждой, что она не сможет летать. Если полетит — что ж, пускай летает, пускай радуется своему выздоровлению. А не сможет — я опять буду ухаживать за ней, калекой. Буду, как прежде, кормить ее. А затем увезу в Белоруссию. Там у нас есть живой уголок при школе, в нем и для моей чайки найдется местечко.

Не желая навлекать на себя бабушкин гнев, я иду за чайкой только с Павликом. Остальные ждут на берегу. У меня почему-то защемило сердце. Я не тороплюсь. Взбираюсь на кручу, оглядываюсь на море. Там гулко рокочет моторка. Это дедушка со своими рыбаками возвращается на базу.

В поселке тихо. Только дымки вьются над домиками и приятно пахнет жареной рыбой. Где-то кудахчут куры и молодой петух пробует звонкий голосок, выкрикивая свое «кукареку».

Около нашего порога лежит Гладун, похожий сейчас на большую серую шапку. Он дремлет. Как видно, он всем доволен и счастлив. А может быть, он только что закусил моей чайкой и поэтому так развалился у порога?

Я ускоряю шаги. Павлик едва поспевает за мной. Однако он не жалуется. Я заметил, что Павлик вообще никогда и ни на что не жалуется. Он бежит за мной вприпрыжку. А на бечевке болтаются бычки.

Вот и недостроенный дедушкин домик, вот и лестница, ведущая на чердак. Мы всегда взбираемся по ней тихо, крадучись. Мне интересно захватить чайку врасплох, посмотреть, что она там делает. Поднимаюсь все выше, выше и, наконец, просовываю голову в прямоугольное отверстие. Слышу только, как позади меня посвистывает носом Павлик.

На чердаке достаточно светло, только по углам сумерки. Я ищу глазами свою чайку и нигде не нахожу ее. Сердце стучит тревожно: значит, ее съел все-таки ненасытный котище?

Я уже собирался в один миг прыгнуть на чердак, как вдруг мой взгляд упал на кучу старых сетей. Я чуть было не закричал от ужаса. Там кто-то лежал, покрывшись сетью, была видна только рука с пистолетом. На пистолете играл солнечный зайчик, а дуло было нацелено прямо мне в голову. Я едва успел спрятаться.

Лестница, казалось, шатается под моими ногами. Я замер, чувствуя, что вот-вот свалюсь прямо на Павлика. Мой лоб мгновенно покрылся холодным потом. Сердце начало стучать еще громче, чаще… Я подумал: что, если незнакомец уже выпутался из сетей и устремился вслед за мной! Толкнув ногой Павлика, я указал ему глазами на пол. У меня, наверное, был очень встревоженный вид, потому что и Павлик насторожился и пополз вниз. Словно испуганные кошки, мы мгновенно очутились на земле.

«Что там?» — одними глазами допытывался Павлик.

Я хорошо знал, что там и кто там. Не было никакого сомнения, что на нашем чердаке, в старых сетях, прячется шпион. Тот самый, которого мы с Павликом проспали ночью. В самом деле, разве может быть укрытие лучше этого? Шпион забрался на чужой чердак, закутался в старые сети и отдыхает, ожидая ночи, когда можно будет тихонько улепетнуть на кручу. А там — в степь, а там… От такой догадки я весь задрожал, застучал зубами и чуть было не закричал от ужаса: ведь он мог меня в один миг застрелить. Как чайка с подбитым крылом, полетел бы я вниз и уже больше никогда не сумел бы встать на ноги…

Однако почему он не стрелял? Почему он даже не пошевельнулся? Может быть, он спит? Немного опомнившись, я подал знак Павлику, чтобы он молчал, а сам начал прислушиваться: не доносятся ли какие звуки с чердака? Павлик тоже слушал, не мигая, весь какой-то встревоженный и покорный. Со временем я-уже догадался, почему шпион молчал. Он, наверное, решил, что я его не видел, и не стал выдавать себя. Ну конечно же, так и случилось. А вот сейчас, кажется, слышится его сопение. Это услышал даже Павлик, и он с испугом взглянул на меня.

Теперь надо действовать. Нельзя терять зря ни одной минуты. Наклонив к себе Павликову голову, я прижался губами к его уху, прошептал:

— Там шпион… С пистолетом. Беги скорее к ребятам, пускай известят заставу.

Павлик уже порывался бежать. Я его придержал на ми-кутку:

— И дедушке скажи. Только тихо, без паники.