Морская дорога

     Хозяева были очень милые и молодые. Через месяц они дали мне неделю отпуска, чтобы я съездила в Лос-Анджелес и забрала свои вещи. Весь второй год там я проработала на кухне и научилась неплохо готовить всякие вегетарианские кушанья. У них не имелось разрешения на продажу алкогольных напитков, так что я ни разу не пила с тех пор, как приехала сюда из Чико по шоссе 1–5; и потом тоже, когда переехала сюда, на побережье, - так что теперь уж три года прошло, как я совсем не пью. И лишь недавно я опять стала порой выпивать за обедом стаканчик красного вина, когда мне этого хотелось. В общем, двух лет в Юджине мне оказалось достаточно, чтобы от этой проклятой привычки избавиться. Я переехала на север, в Портленд, и получила работу повара в Продуктовой компании мистера Кари, в том отделе, где делали пирожки с начинкой из орехов-пекан, и одновременно начала собирать целое войско адвокатов, чтобы отсудить хоть какие-то права на собственных детей. Оказалось, что от меня всего и требовалось-то, обратиться в суд, поскольку новая жена моего первого мужа его детей-подростков терпеть не могла, я тут же получила их обратно. Я позаботилась о том, чтобы оба сразу пошли в школу, и до окончания средней школы они жили со мной.

     Сперва это было нелегко. Все-таки до сих пор они жили не в такой халупе; у их отца был настоящий хороший дом. К тому же им пришлось расстаться со всеми своими друзьями из Лос-Анджелеса, а Джоуи особенно страдал, потому что там он активно занимался серфингом. Но как только я смогла купить ему горные лыжи и прочее снаряжение, он стал ходить на Маунт-Худ, и ему сразу полегчало. Ирма оказалась более стойкой. Но и более неприступной. Она успела научиться кое-каким отвратительным штукам и намеревалась все их испробовать на мне. Больше всего я боялась наркотиков, потому что чувствовала, что я этого не понимаю, однако, "к счастью", она в свои тринадцать лет решила пристраститься к алкоголю, ну а я, можно сказать, в этих Делах была настоящим экспертом. В общем, мы с этим справились. Усилий, правда, понадобилось немало, но Ирма сумела перебороть это дрянное пристрастие! Однако переусердствовала. И присоединилась к компании каких-то "зановорожденных", что здорово отдалило ее от меня, но теперь уже в другую сторону. Впрочем, в школе она считалась одной из самых лучших учениц.

     Как раз в эти годы и умерла моя мать. И меня даже вовремя не известили о похоронах.

     Когда мистер Кари ушел на пенсию и закрыл свою фирму, Ирма работала в магазине, круглогодично торговавшем рождественскими товарами на Кэннон-бич, а Джоуи служил в береговой охране. Я согласилась на работу в "Вафельном домике" возле шоссе главным образом потому, что это было так удобно, совсем рядом с нашим домом на южной окраине Портленда. На машине я могла добраться домой буквально за две минуты.

     И вот я стала работать в ночную смену, о чем уже упоминала. А через пару недель в эту смену вышла и Терина Эдамс.

     Терина была очень спокойной женщиной, очень сдержанной. И очень гордой. Я сперва даже считала ее высокомерной. Когда Янк, ночной повар, отпускал свои обычные шуточки, она даже не улыбалась. Я-то всегда улыбаюсь. Куда проще улыбнуться. Всегда надо немного маслицем смазать, чтобы колесики лучше вертелись, а женская улыбка как раз и есть такое маслице. Мужчины всегда такой улыбки ожидают, а если не дождутся, то, будучи не в силах понять, чего же им не хватает, становятся такими противными, злыми - обижаются, что их шутку не поняли. В общем, это как двигатель в машине - вовремя смазал, и порядок. А Терина никого умасливать не собиралась. Даже мне она улыбалась редко. Хотя была очень воспитанная, вежливая. Только рот почти всегда на замке, губы плотно сжаты. Ведет себя, как глухая. И еще она всегда казалась мне какой-то странно тяжелой. Нет, слишком толстой она не была.

     Она была довольно полной, но очень аккуратненькой, приятной. А вот взгляд у нее был такой, словно у нее внутри сидит что-то страшно тяжелое, из-за чего у нее и походка была тяжелой, и голова тяжко клонилась на грудь. Ей, по-моему, даже веки приподнять было трудно - вечно она себе под ноги смотрела. И казалось, что она старается ото всех отгородиться. Ну, если ей так хотелось, то для меня это было даже лучше. Я любила такие тихие ночи, когда никто дурацких шуток не отпускал и вообще понапрасну не болтал.

     Мне и в голову ничего насчет Терины не приходило, пока однажды, когда я была в туалете (а он от кухни только тонкой перегородкой отделен), не услышала, как Янк говорит Берту: "А наше-то смоляное чучелко еще не явилось!"

     И я подумала: ну и дура же ты, Эйли!