Он не собирался идти дальше Братталида, но той зимой произошли два события, которые открыли новые возможности. Первым стал недавний разговор с Лейфом о Винланде. Долгие годы планы Лейфа насчёт Винланда казались неосуществимыми, по той же самой причине, по которой мы не могли напрямую торговать с Норвегией: у нас не хватало возможностей. Карлсефни пришёл в Гренландию на самом большом корабле среди всех, что там были, у него была полная команда, и все в добром здравии. Карлсефни очень хорошо заботился о своих людях, как и о любом своём имуществе.
Прежде чем мы узнали, что привело Карлсефни в Гренландию, выпал первый снег. Он упомянул, что по пути в Братталид его пригласили в Дюрнес, навестить Снорри Торбрандсона.
— Ты хорошо знаешь его? — спросил Лейф.
— Я знаком с ним много лет. Я повидался с ним и с Торлейфом, они отправились сюда, как раз перед моим отъездом в Норвегию.
— А ты упоминал в разговоре с ним, что намерен навестить его в Гренландии?
— Мы не исключали этого.
Вскоре выпал хороший, хрустящий снег и Лейф вместе с Карлсефни отправились на юг в Дюрнес. Я стояла вместе с Тьёдхильд в хлеву и наблюдала, как две тёмные фигурки на лыжах удаляются прочь, словно движущиеся лунки на фоне белой пустоты замёрзшего фьорда. Они отсутствовали две недели, а когда вернулись, все их разговоры были лишь о Винланде. Конечно же, я не знаю точно, что Снорри и Лейф наговорили Карлсефни, сам он был, как обычно, немногословен, и по крайней мере, не показывал ничего, что творится у него на душе.
Я упомянула о двух вещах. На самом деле, Карлсефни приехал сюда из-за меня.
Будучи дочерью Эрика, я представляла собой выгодную партию. Я владела Стокканесом, усадьбой в прямой видимости от Братталида, где распоряжался мой управляющий Торстейн Чёрный, а кроме того, у меня было большое имение в Санднесе. Через меня можно было породниться с самым могущественным хёвдингом в Гренландии. Ничто не могло настолько упрочить положение Карлсефни на западе. Но я льстила себе. Я знаю, дело не только в этом. Когда Карлсефни приехал, он не собирался жениться. Он смотрел на меня совсем не так, как Торвальд с Торстейном, которые бросали плотоядные взгляды. Карлсефни глядел скорее отвлечённо, никогда не задерживая взгляд надолго. На следующий день после возвращения из Дюрнеса, он заговорил со мной, чем немало меня удивил. В тот момент я сидела в общем зале, а не в женской комнате, как обычно. Я решила воспользоваться отсутствием мужчин и разложила на одном из больших столов полотно, чтобы вырезать подходящий кусок для новой рубашки. Когда вошёл Карлсефни, я начала собирать свои принадлежности, чтобы освободить комнату, но он остановил меня.
— Нет, останься, — сказал он. — Ты не сможешь сделать ровный разрез, если свернёшь ткань.
Я не смогла сдержать улыбки. — Ты разбираешься в пошиве одежде?
— Конечно. — Он сел на скамью рядом со мной и стал наблюдать, как я надрезаю ножом ткань, а затем аккуратно отрываю кусок.
— Я рада, что ты привёз лён, — сказала я, немного помолчав. — Я никогда раньше не носила льняную одежду.
— Льняная одежда не согреет тебя здесь.
— Ничего, я могу поддеть столько шерстяных вещей, сколько хочу.
— Было бы лучше, если бы тебе не пришлось этого делать.
Я промолчала. Его последние слова могли бы показаться нескромными, но я привыкла общаться с людьми, которые выражались ещё более прямо.
— Я слышал, ты жила в Западном поселении, — сказал он вскоре.
— Я провела там одну зиму, и это была худшая зима в моей жизни. Я мало что там видела.
— Да, я знаю. Мне жаль. Но у тебя там есть поместье, значит, однажды ты вернёшься туда?
— Я ни разу не видела Санднес, — сказала я ему. — Торстейн ездил туда каждый год. Этим летом туда ходил Лейф и привёз оттуда всё необходимое.
Карлсефни кивнул.
— Вероятно, я отправлюсь весной на север. Думаю, ты могла бы кое-что рассказать мне о тех местах.
Я пристально взглянула на него.
— Что же такого я могу рассказать тебе, чего не расскажет Лейф?
— Многое. — Он улыбнулся мне. — Например, Лейф ничего не понимает в тканях.
— А ты понимаешь?
— Я торговец. Я изучаю свои товары.
Я не знала, как себя вести с ним. Он ни разу не разговаривал со мной так, в чьём-либо присутствии, но, после этого случая, похоже, он старался застать меня одну, что довольно трудно зимой в переполненной усадьбе. Вскоре он понял, где можно подкараулить меня. Первым делом по утрам я кормила кур, и как только я приносила в хлев ведро с рыбными очистками, он тут же появлялся рядом. Мы начинали один из этих странных разговоров, всего лишь несколько фраз, а затем он улыбался, поднимал на прощание руку и уходил. На второй день рождественского поста он остановил меня у входа в дом.
— Могу я переговорить с тобой?
— Почему нет?
Мы прошли немного по тропинке мимо церкви Тьёдхильд на пастбище. Снег слежался, и ноги не проваливались, был один из тех ясных дней, когда всё вокруг кажется таким близким — до Бурфьелла, что на противоположном берегу фьорда, можно было докинуть камнем, и я слышала, как в Стокканесе каркают вороны.