Морская история казачества

День 3 ноября 1912 года был его триумфом: торжественно был открыт ботанический сад, ставший главным делом его жизни. Он ликовал и строил грядущие планы. Но болезнь подтачивала и так не богатырский организм, «съедая» его, как ржавчина корпус корабля. Чахотка, то есть туберкулез, становится заметна только тогда, когда уже неизлечима. Не помогал даже теплый климат субтропиков и становление любимого сада.

А тут еще начавшаяся война с Германией и Турцией сильно осложнила работу, практически парализовав международные связи научного центра, которым фактически стал Ботанический сад. Все мечты Андрея Николаевича были разрушены линиями фронтов, закрыты зонами морских блокад.

Он работал до последних дней, пока мог держать в руках перо. 14 декабря 1914 года ему стало очень плохо. Перевезли в больницу Тифлиса (ныне Тбилиси), но врачи уже бессильно разводили руками.

За два месяца до кончины Краснову исполнилось 52 года. Для ученого с мировым именем — молодой возраст. Его последний в жизни день рождения отмечали очень скромно, в узком кругу семьи и ближайших друзей. Посидев за столом, вышли на главную аллею Ботанического сада, где ясно слышался грозный рокот осеннего моря.

«Хочу, чтобы меня похоронили здесь, — вдруг сказал Андрей Николаевич своей единственной дочери Вере (осенью 1943 года она жила в оккупированном гитлеровцами Крыму под фамилией мужа — Омерова), — чтобы я мог слышать шум моря».

Донской казак Андрей Краснов, первым в истории Донского Войска совершивший кругосветное путешествие, скончался 19 декабря 1914 год а.

Его предсмертную просьбу выполнили. Уже в советское время на месте его захоронения брату бело-казачьего атамана поставили памятник. Как основателю и первому директору Ботанического сада.

Есть на земле памятники донским казакам: Ермаку, Платову, Бакланову… Сооружены памятные знаки казачьим полкам. Но все это монументы военным.

Памятник профессору Андрею Николаевичу Краснову, стоящий и ныне в Батуми, — единственный памятник донскому казаку-ученому. Единственный памятник донскому казаку за границей. Единственный памятник донскому казаку — морскому путешественнику.

Глава 12. Казаки — судовладельцы торгового флота

Существование невоенного казачьего флота в Черном и Азовском морях является самым ярким критическим фактом в отношении российского флота, созданного Петром I. До его «реформ» в Московии и в казачьих республиках Дона, Терека и Запорожья флот купеческий и промысловый определял потребность во флоте военном. Торговых судов строили много. Военных мало, больше из экспериментального интереса. В первой главе представлено много примеров, когда казачьи суда, по проекту не военные, успешно громили флоты Турции и Персии.

После 1696 года все усилия по судостроению были сконцентрированы на военные цели. После смерти Петра мало что изменилось. Если сравнить тоннаж российских военного и торгового флотов в период с 1696 по 1856 год, то будет очевиден громадный перекос в сторону боевых кораблей. При том, что когда вражеские эскадры подходили к главным базам русского военного флота, то на Балтике он храбро прятался за бастионы крепости Кронштадт. А на Черном море, когда англо-французская эскадра показалась у Севастополя, русский флот мужественно затопил сам себя. Русские адмиралы еще более-менее успешно сражались с эскадрами флотов угасающих монархий — Турции и Швеции. Но сразиться в открытом бою с передовым флотом стран Европы — этой мысли адмиралы Петербургского Адмиралтейства пугались, как барышни дохлой мыши.

Флот под Андреевским флагом был, по сути, дармоедом, так как без отдачи пожирал немалую долю бюджета империи. Доходная часть морского флота — экспорт и импорт в России — фактически была отдана в руки иностранцам. А если еще точнее — протестантам Голландии и Великобритании, главным «заказчикам» преобразований Петра I. Это на Балтике (кстати, по грузообороту балтийские порты России «переплюнули» старинный русский порт Архангельск только к концу XVIII века).

На Черном море русский флот прочно утвердился лишь к началу XIX века. С большой кровью, с большими затратами. Но вплоть до 1828 года в Черном и Азовском морях не было ни одного невоенного парохода. Все береговые службы — лоцманские станции, маяки — находились в ведении военных.