Морская политика России 80-х годов XIX века

И.А. Шестаков узнал о происшедшем от П.С. Ванновского поздно вечером 26 марта/7 апреля, на концерте в пользу инвалидов, одновременно с Александром III. На следующий день, по его распоряжению, Н.М. Чихачев телеграфировал в Кронштадт приказание скорее оканчивать ремонтные работы, а в Ревель — готовить корабли к переходу в Свеаборг. Правда, вскоре выяснилось, что море у Свеаборга еще покрыто льдом, и войти в порт нельзя [532].

Были посланы также телеграммы «Генерал-Адмиралу», который находили в Тулоне, «Пластуну», пребывавшему в открытом море, А.Е. Кроуну, «чтобы был готов выйти в море, "Крейсер" задержан в Маниле, "Минину" велели перейти из Сингапура в Батавию, а Арапову шифровано, чтобы уведомил "Скобелева" и "Наездник"». Не был забыт и морской агент в Лондоне, которому выслали новый шифр. Видимо, управляющего несколько обнадежил разговор с министром иностранных дел, из которого он впервые узнал об австро-русско-германском секретном договоре, подтверждавшем принцип закрытия проливов, так, как, договор ставил на пути английской эскадры определенное, хотя и не слишком сложное препятствие [533].

Надо сказать, что на довольно энергичные действия Главного Адмиралтейства флот отвечал с естественным запозданием. Даже в Кронштадте к работам по вооружению кораблей приступили лишь через день после приказа [534].

Впоследствии же морякам мешали как начавшееся 1 апреля похолодание, так и устаревшая организация, предполагавшая ежедневные переходы команд из казарм на корабли и обратно, протяженностью 8 — 10 верст. В еще более трудном положении оказался отряд А.Е. Кроуна, 28 марта прибывший во Владивосток и обнаруживший там крепкий лед. Флагманский фрегат и оба клипера были вынуждены бросить якорь вне бухты, у мыса Эгершельд, и готовиться к походу, с трудом доставляя все необходимое издалека на шлюпках. Правда, благодаря постоянному телеграфному сообщению с консулом в Нагасаки, А.Е. Кроун имел представление о перемещениях английских кораблей, в том числе и о занятии имя порта Гамильтон.

Видимо, к этой акции командующий британской эскадрой в Китайских водах вице-адмирал У. Доуэлл готовился заблаговременно. Известно, что первые сведения о столкновении в Пенде английское Министерство иностранных дел получило вечером 27 марта, и на следующий день состоялось посвященное этому вопросу заседание правительства. Тогда же У. Гладстон выступил в парламенте, Уверяя депутатов в готовности кабинета идти на крайние меры и требуя чрезвычайного военного кредита в 11 млн фунтов стерлингов [535].

Прошло всего два дня, и Н.К. Гирс, видимо, на основании перлюстрации, информировал И.А. Шестакова, что японский посол в Лондоне донес своему правительству об устройстве англичанами угольной станции в Гамильтоне, менее чем в двух днях пути от Владивостока [536].

Примечательно, что А.В. Фельдгаузен лишь 29 марта получил разрешение ставить минное заграждение, но «без торопливости, весьма тщательно», и спускать на воду миноноски [537]. А на следующий день из Петербурга телеграфировали A.А. Пещурову, чтобы он немедленно готовил крейсер «Память Меркурия» и шхуну «Гонец» к постановке заграждений и приступил к вооружению всех миноносок [538].

Помимо этих оборонительных мер, российское правительство обратилось в Вену и Берлин с просьбой указать Порте на необходимость твердо придерживаться принципа закрытия проливов, на что О. фон Бисмарк откликнулся соответствующим предписанием послу в Константинополе, И. Радовицу [539].

После сделанных дипломатическими представителями России, Германии, Австро-Венгрии и Франции заявлений совет министров султана 7 апреля подтвердил нейтралитет Турции и закрытие проливов.

Еще до начала кризиса в России оформились две «партии». К одной, готовой пойти на разрыв с Англией, принадлежали чины Военного министерства и местной среднеазиатской администрации: отчасти П.С. Ванновский, в большей мере H.Н. Обручев, И.В. Гурко, А.М. Дондуков-Корсаков, А.В. Комаров, а также директор Азиатского департамента Министерства иностранных дел И.А. Зиновьев и К.П. Победоносцев [540]. Свою позицию они оправдывали «защитой русских интересов». Однако по численности и влиянию эта партия уступала миролюбивой, составившейся из членов Государственного Совета, большинства дипломатов, чиновников разных министерств, включая Морское. Для нее были характерны настроения, описанные А.В. Головниным Константину Николаевичу 13 апреля 1885 года: «Те знакомые, которые меня посещают, очень боятся войны, находят, что это будет война без сражений, без большого числа убитых и раненых, но война разорительная, финансовая, экономическая» [541].

Шхуна «Гонец»