Читаем Морская прогулка (СИ) полностью

Морская прогулка (СИ)

Эта мысль немного успокоила Эрика. В конце концов, высиживание яиц не длилось вечно ни у одного вида, а, по словам Чарльза, этим камням нужно было месяца два, судя по их размеру. Конечно, торчать столько в проклятом коттедже на жарище не входило в планы Эрика. Он думал, что, посидев тут две-три недельки, убедит Чарльза, что пора двигаться дальше, что школу лучше строить на континенте, например, в Америке. Там у Эрика были хорошие документы и связи, а сюда всегда успеется вернуться ненадолго. Но о школе Чарльз ни разу не вспомнил с тех пор, как началась эта свистопляска. Теперь все, о чем слушал Леншерр (и Шон, если не сбегал куда-нибудь) — это детеныши русалок. Иногда Эрику удавалось схватить Кэссиди за шкирку и оставить дома приглядывать за Чарльзом, пока сам Эрик укатывал в город, где мог развеяться хоть ненадолго. Туристический сезон был в самом разгаре: вечеринки, красивые девушки, азартные игры, выпивка — здесь было все, что может пожелать молодой холостяк. И если Эрик мог, то выбрасывал из головы мысли о коттедже, представляя, что он просто турист, который приехал отдохнуть. Но утром ли, вечером карета превращалась в каменные яйца русалок, и Эрик снова лицезрел в окно кухни Чарльза, валяющегося на пляже с книжкой о животных. Хотя бы в одежде! С тех пор, как он получил солнечный удар и ожоги, больше против рубашки и шортов не протестовал. Шон подогнал ему соломенную шляпу: Ксавье был счастлив.

— Старик, долго еще будем это терпеть? Чарльз высиживает яйца, а мы высиживаем Чарльза. Давай, ты его из дома выманишь, а я по-тихому куда-нибудь сбагрю это добро. Скажем, что смыло в море, — Шон нынче сидел дома в качестве няньки, пока Эрик хорошо проводил ночь вдали от пляжей, яиц и русалок.

— Тогда он пойдет в парк и притащит еще пяток таких, и мы тут проторчим еще два месяца. Пусть эти высиживает. Когда поймет, что ничего из них не вылупится, сразу же свалим отсюда.

Шон отхлебнул кофе, вздохнул и горестно подпер щеку рукой.

— Это разобьет ему сердце.

Об этом Эрик тоже думал. И хотя жажда оказаться правым была сильна в нем, как никогда, он не мог не думать о том, что будет, когда камни однозначно, совершенно точно, сто процентов, НЕ вылупятся. Сам Эрик о детях как-то не задумывался и уж тем более не стал бы выращивать каких-нибудь подкидышей. Быть учителем в школе — это одно, а вот быть приемным отцом — нет уж, ни за какие коврижки. Он и своих-то детей не особо хотел иметь, то есть хотел когда-нибудь, но не сейчас. Но для Чарльза это, похоже, было важно. Может, не быть отцом, а просто иметь связь с тем миром, который он оставил безвозвратно… Чарльз никогда не жаловался, не говорил, что хочет обратно, да и Эрик помнил, что жизнь русала там была не сахар: свои же чуть не убили его за помощь акуле. Мир людей нравился Ксавье, пусть он и не мог пока вписаться в него так, как нужно, но люди были куда терпеливей к мирным чудакам, вроде Чарльза, чем русалки к телепатам.

Только Эрик знал, что иногда он все-таки тоскует. По сестре, по морю, по свежей рыбе, которой не было на суше, по органам чувств, которых не было у людей. Он любил поплавать, и это доставляло ему столько же радости, сколько грусти. Человек не мог нырнуть надолго, не мог дышать под водой, не мог отплыть далеко от берега, быстро уставал, был медленным и неуклюжим по сравнению с русалкой.

— Хотя бы я могу плавать. А то превратись я в сухопутную птицу — и вообще не смог бы подойти к воде.

— Ты был бы сорокой.

— Почему?

— Потому что она, как и ты, тянет все блестящее себе.

— Эй! Я вовсе не тяну все!

— Я нашел у тебя под кроватью заначку из монет и украшений.

— Я не… Это случайно выходит! И вообще, почему ты рылся у меня под кроватью? Под твоей вот только грязные носки!

— А ты что там делал?

— Искал упавшие монетки!

— Ну-ну, все ясно с тобой, сорока.

Эрик распечатал письмо, убедившись, что Чарльз валяется на полотенце рядом с кладкой и никуда не ушел.

«Эрик, куда ты смотрел?»