Читаем Морская прогулка (СИ) полностью

Эрик призадумался и решил, что если бы Чарльз, как русалочка в сказке, решил завести роман со статуей принцессы, было бы куда хуже. Может, и к лучшему, что его выбор пал на яйца — у них, по крайней мере, был срок годности.

— Если бы я нашел такое яйцо в море, я бы сделал из вас омлет, слышите, — Эрик пнул ближайшее яйцо пяткой.

То молча покосилось, завалившись на своих братьев. Без Чарльза каменная кладка казалось сиротливо брошенной. В комнате было жарко, но камни, как им и положено, оставались холодными (Эрик аккуратно потрогал каждый большим пальцем ноги).

Если бы внутри, и правда, были детеныши — насколько опасно для них такое охлаждение? Чарльз предположил, что это яйца тепловодных русалок и им нужно больше тепла, чем тем, что жили в Северном море. Там температура воды была довольно низкой, и русалки, хоть и грели кладки, делали это не все время, но им хватало.

Эрик нахмурился и отхлебнул еще обжигающей жидкости, успокаивающей его внутренний огонь. Ну, вот допустим, что в этих камнях действительно русалки. Должны же быть какие-то признаки? Слышит ли курица, что в яйце шевелится цыпленок? Этот вопрос поставил Эрика в полный тупик. С одной стороны места цыпленку там не много, чтобы особо крутиться, но ведь и он не сразу такой огромный вырастает.

Какое-то время Эрик еще сидел в кресле, задумчиво рассматривая камни и нервно болтая ногой. Подъезжающей машины слышно не было, да и с ухода Чарльза прошло от силы полчаса. Так что… Никто не узнает.

Он подошел к постели вплотную и наклонился, поднося ухо как можно ближе к кладке. От резкого движения и выпитого алкоголя в ушах так шумело, что ничего, кроме тока крови, слышно не было. Пришлось терпеливо ждать, пока шум уляжется, и наклониться еще ниже. Пока в конце концов Эрик не оказался стоящим задом кверху и лежащим ухом на одном из яиц.

Камень был молчалив и недвижим.

— Эй, — он легонько постучал костяшками по гладкому боку и прислушался снова.

Тишина.

Повторил то же самое с остальными, совсем забравшись на кровать, чтобы не завалиться, но все было глухо. Камни издевательски молчали. Он повалил их на бока, надеясь, что это может возмутить жильцов, скрытых под плотной оболочкой, но, даже если они там и были, Эрику был объявлен бойкот.

— Маленькие ублюдки.

Возможно, что от холода они застыли и не желали шевелиться так же как люди, на морозе окукливающиеся в теплых одежках. Эрик перебрался на другую сторону, где обычно спал Чарльз, и лег на бок, подтянув всех каменных сволочей к себе. От них шла приятная прохлада: в протопленной-то комнате — то, что доктор прописал. Для верности он подоткнул с другой стороны одеяло, намереваясь нагреть дурацкий выводок, чтобы убедиться, что даже в тепле камни не подадут никаких признаков жизни.

— Я бы заложил вас в фундамент своей школы для мутантов вместо того, чтобы тут возиться, перекатывая вас туда-сюда. Когда вы не вылупитесь, я вас расколочу тем здоровенным молотком из подсобки, клянусь этим гребаным коттеджем.

Бурча под нос и предаваясь сладким мечтам о месте камням, Эрик не заметил, как уснул, и проснулся от чужих всхлипов, мгновенно открывая глаза и вскакивая.

Чарльз стоял на коленях у постели и подпирал щеку здоровой рукой. Вторая распухла из-за отека и лежала на одеяле туго забинтованная. Русал рыдал в три ручья, хлюпая носом и чуть ли не пуская слюни, глядя красными глазами на всклокоченного и плохо соображающего спросонья Эрика.

— Что случилось?!

— Эт-т… Эт… — от рыданий он едва мог говорить заплетающимся языком, но все-таки взял себя в руки: — Это так прекрасно, что ты решил их высиживать, Э-э-эрик! — последнее он практически провыл, бросаясь на шею охренешему от происходящего Леншерру.

Кэссиди в дверном проеме закатил глаза и выдул огромный пузырь из жевательной резинки.

— Ему, короче, дали какие-то таблетки, он всю дорогу восхищался видами из окна и рыдал. Таксист даже денег с нас брать не хотел, решил, что он юродивый.

— Это была лучшая моя поездка! Я ехал в самой прекрасной машине на свете. Эрик, я самый счастливый русалочеловек в мире…

— Ага, мы поняли… Что тебе, блядь, дали в этой больнице?

— Г-гальку, таблетки четыре.

— А тебе их сразу сказали выпить или по одной? — Эрик кое-как втащил рыдающее тело на постель, укладывая вместо себя рядом с бездушными камнями.

— По одной, я по одной и выпил.

Леншерр бросил убийственный взгляд на Шона и тот понял, что, как только Ксавье будет уложен, придет его очередь…

— Ну, меня это, такси ждет!

— А ну, стой!

Но рвануться за мальчишкой Эрику не дал вцепившийся в его рубашку Чарльз. Шов на рукаве треснул, но на это никто не обратил внимание.

— Э-эрик, не у-уходи. Я должен рассказать тебе о своей ч-чудесной поездке.

— И о тех таблетках, что ты принял, черт возьми!

Час и два стакана виски спустя, Чарльза все-таки срубило, и он засопел в обнимку со своими камнями. Ну, и денек!

На утро, предсказуемо, Ксавье чувствовал себя разбитым и еле встал с головной болью.

— Вот поэтому я не люблю врачей… У меня на них плохая реакция.

— Слушать надо, что тебе говорят, а не жрать подряд все, что в руки дают.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное