Морская раковина

На незнакомый берег с грохотом рушились волны. Прямо на жёлтый песок. Ретируясь, они оставляли после себя клочья пены, будто сдутые с пивной кружки. Пена лопалась и исчезала, как сон. И тогда снова набегали волны, и снова после них оставалась пена. На подёрнутом рябью песке беспорядочно суетились просоленные, мокро-бурые морские рачки. Из шума раковины чудом возникали видения; океанский бриз холодил щуплое тельце Джонни Бишопа. Предзакатный зной больше не обжигал кожу и не наводил тоску. Часы принялись навёрстывать упущенное. Трамваи бойко зазвенели по металлу. Летний мир отряхнулся от дрёмы и оживился, разбуженный волнами, которые всё бились и бились о прекрасный невидимый берег.

Эта раковина ещё как пригодится! Вот настанет какой-нибудь нескончаемый, скучный день, а он прижмёт её к уху, повыше мочки, — и перенесётся далеко-далеко, на продуваемый всеми ветрами мыс.

Половина пятого, подсказали часы. Время нить лекарство, подсказали чёткие мамины шаги по натёртым половицам.

Микстура была налита в столовую ложку. Да и вкус у неё, к несчастью, был как у микстуры. Джонни скорчил ту особую рожицу, которая говорила: «гадость». Когда горечь удалось перешибить глотком холодного молока, он поднял глаза на домашнее, незагорелое мамино лицо и спросил:

— А мы когда-нибудь поедем на океан?

— Отчего же не поехать? Может, даже на Четвёртое июля. Если папе дадут отпуск на две недели. До побережья на машине — два дня; недельку там отдохнём — и обратно.

Джонни устроился поудобнее, и в глазах мелькнуло что-то чудное.

— Никогда в жизни не видал океана — только в кино. Наше Лисье озеро с ним не сравнить; наверняка океан даже пахнет по-другому. Он такой огромный и вообще классный. Вот бы прямо сейчас туда!

— Ждать осталось совсем недолго. Просто у вас, у мальчишек, терпения нет.

Присев на краешек кровати, мама взяла его за руку. Она заговорила о чём-то не до конца понятном, но отдельные слова всё же до него доходили:

— Если бы я писала трактат о детской психологии, я бы, наверно, озаглавила его «Нетерпение». Нетерпение буквально во всём. Что-нибудь вам втемяшится — тут же вынь да подай. До завтра не дотерпеть, а вчерашнего дня как не бывало. Все вы из племени Омара Хайяма, вот что я тебе скажу. Только с годами начинаешь сознавать, что умение ждать, планировать, запасаться терпением — это все атрибуты зрелости; иными словами — признаки взрослой жизни.

— Не хочу я запасаться терпением. Надоело валяться в постели. Хочу к океану.

— А на прошлой неделе ты хотел бейсбольную рукавицу — вынь да подай. Всё твердил: «Пожалуйста, ну, пожалуйста, мамочка. Если бы ты знала, как она бесподобно сделана. В магазине последняя осталась».

Мама всегда была малость не того, честное слово. Вот и сейчас она не могла остановиться:

— Помню, когда я была маленькой, мне попалась на глаза какая-то кукла в витрине магазина. Побежала к маме, говорю: в продаже осталась одна-единственная куколка. А вдруг, говорю, её кто-нибудь купит? На самом деле таких кукол оставалось не менее десятка. Просто мне втемяшилось. Я и сама не отличалась терпением.

Джонни повернулся на другой бок. Его широко раскрытые глаза полыхнули синим блеском:

— Да не хочу я ждать, мам. Если долго ждать, я вырасту, и всё интересное мне уже будет до лампочки.

На это маме нечего было возразить. Она помолчала, сцепив руки; тут у неё на глаза навернулись слёзы — наверно, подумала о чём-то своём. Тогда она закрыла глаза, а потом открыла и сказала:

— Иногда… мне кажется, что дети больше нашего понимают в этой жизни. Иногда мне кажется, что… ты прав. Но язык не поворачивается сказать такое вслух. Ведь это против всяких правил…

— Против каких правил, мам?

— Против правил цивилизации. Но ты радуйся жизни, пока не повзрослел. Радуйся, Джонни. — Её слова прозвучали веско и как-то неожиданно.

Джонни поднёс к уху морскую раковину.

— Мам, знаешь, что мне втемяшилось? Чтобы я сейчас оказался на океанском пляже и побежал к воде, а на бегу зажал нос и заорал во всё горло: «Кто отстанет, тот макакой станет!» — Джонни залился смехом.

Снизу, из гостиной, послышался телефонный звонок. Мама заторопилась снять трубку.

Джонни лежал в тишине, весь обратившись в слух.

Ещё два дня. Прильнув ухом к раковине, Джонни вздохнул. Целых два дня. Комната погрузилась в темноту. В квадратной ловушке большого окна томились звёзды. Деревья подрагивали на ветру. По тротуарам скрежетали ролики.

Джонни закрыл глаза. Снизу доносилось звяканье столовых приборов — это мама накрывала на стол. Родители сели ужинать. До слуха Джонни доносился гулкий отцовский хохот.

А внутри ракушки чередой бежали волны. Но было и кое-что ещё…

«Валы вздымаются стеной,
Играют волны на песке,
И чайки низко над водой
От зноя стонут вдалеке».

— Что это? — Джонни прислушался. Замер. Поморгал.

Тихо, неизвестно где:

«Над океаном — неба край,
И солнца блики на волнах.
А ну, дружнее налегай,
Морскому ветру помогай…»